Что же их остановило? А вот и враги. На краю рощицы стоит коробка кайсацкой самоходной пушки. Тяжелый охотник «Ибрис» с мощным противобронным длинноствольным и очень точным орудием. Пушка поражает ударный бронеполз на расстоянии три версты, пробивает любую броню, в минуту может дать четыре прицельных выстрела. Страшная и опасная штука. В бою с «Ибрисами» лучше не встречаться или бить таких зверей из засад, обходить с боков, с тылу.
Засада. Степняки дрались до последнего, зубами держались за позиции. Вендам дорого дался прорыв. Немало бойцов полегло перед кайсацкими окопами, в жарких схватках с бронекавалерией, под огнем вражеских орудий и пулеметов, в попытках отбить кайсацкие конратаки.
Поле битвы хотелось бы назвать мертвым полем, но не получалось. Через растерзанную снарядами равнину волнами катили свежие вендские части. У подбитых бронеходов копошились бойцы в черной форме, меняли разбитые катки, натягивали гусеницы. Ремонтные десятки тащили в тыл покалеченные машины. Лекари собирали раненых. Уже потом придут похоронные отряды и вывезут тела погибших вендов. Кайсаков же ожидают групповые захоронения в снарядных воронках и развороченных окопах. Страшная правда войны – отношение к погибшему бойцу зачастую зависит только от того, за кем осталось поле боя.
Светало. Полк продолжал марш по разбитой гусеницами и бомбами фронтовой дороге. Когда-то это была бетонка, очень давно, еще до войны. Сейчас от дороги почти ничего не осталось. Прекрасный вендский бетон не выдержал марша сотен гусеничных машин.
Вдоль дороги изредка встречались следы недавних схваток. То тут, то там рвущиеся в прорыв венды натыкались на отходящие разрозненные кайсацкие части. А кругом одна степь и редкие перелески. Голые заснеженные холмы. Очень редко попадались развалины селений. Людей там давно не было, кто-то успел бежать перед кайсацким прорывом, а те, кто не успел, ушли позже, если не были убиты или угнаны степняками в рабство. Было такое, селяне и посадские срывались с места и прорывались к своим, зачастую вместе с попавшими в окружение частями вендской армии. Говорят, потери среди беженцев были страшными, многие не дошли, хотя дело было осенью, до снега.
Впрочем, людей вдоль Волги жило очень мало. Черноземы здесь знатные, урожаи богатые, но ведь риск. В любой момент может начаться война. Уж лучше жить за Доном, чем у Волги, победнее, земли меньше, зато за укреплениями. Так безопаснее.
Лучше смерть, чем плен. Венды верили, что посмертие свободного человека отличается от посмертной участи холопа. Даже на том свете существует кастовость. И следующая жизнь зависит от того, как ты прожил эту, и как ты умер, и даже как тебя похоронили – сожгли на костре или погребли, соорудили над тобой надгробие, освятили могилу либо бросили тело в яму с десятками таких же безымянных горемык, закопали и забыли.
– Воздух!!! – донесся из серьги истошный вопль сотника.
Самоходы увеличили скорость, водители взяли правее или левее, увеличивая интервалы между машинами. Сейчас полк шел, занимая всю полосу дороги, стараясь расшириться, рассредоточиться. Стрелки башенных пулеметов бронеходов и зенитчики повернули стволы на восток. Первыми открыли огонь зенитные самоходки. Стоило на зеркалах локаторов появиться отметкам вражеских самолетов, как с направляющих стартовали ракеты. Еще пять минут – и в дело вступили зенитные пушки. Затем заговорили пулеметы.
Владмир не видел, что творится там, в небе. Боец только вжал голову в плечи и сильнее стиснул автомат в руках. По ушам бил, резал, колотил надсадный рев пулеметов. На пол со звоном сыпались стреляные гильзы. Вдруг рядом с машиной громыхнуло. Еще и еще. Слух резанул вой и рев выходящего на сверхзвук самолета. Внезапно все стихло.
Оглядевшись, парень увидел бледные лица ребят, тревожные взгляды из-под шлемов. Командование не соизволило объявить бойцам об отражении воздушной атаки. Приходилось догадываться самим. Водитель немного сбавил скорость. Трясти стало меньше. Минут через пять по внутренней связи объявили: наши зенитчики завалили кайсацкий штурмовик, наши потери незначительны.
– Понимай, как знаешь, – хмыкнул Димон.
– Заткнись! – моментально отреагировал Ингорь. – Сказали: незначительные, значит, паре дуболомов комьями земли по кочану приложило.
– Или пару дюжин осколками посекло, – Виктор Николаевич скрежетнул зубами.
– Старший боец! – десятский укоризненно покачал головой, слух у него был феноменальный.
Еще верст двадцать по прифронтовой дороге. Сплошной поток в обе стороны. Да навстречу тоже тянулись колонны. Украшенные красными кругами самоходы лекарей, ремонтные десятки, тащившие тягачами подбитую технику, попадались пустые самоходы – эти спешат в тыл за снарядами, снедью и подкреплениями. Пару раз встречались бредущие по краю дороги пленные.