Не геройская повесть (СИ)

Свобода воли вернулась, когда зашёл в душевую. Очень светлую, выложенную белым кафелем, на ум сразу приходит слово - стерильная. Мне не понравилось. Нападавшая с тела земля разбавила краски.

- Хорошо, - повторил я слова хозяина дома и первым делом подошёл к зеркалу.

Ну и видок. Как у свежего покойника.

Открыв кран, быстро ополоснул лицо и снова посмотрел на себя.

Лысина сверкает. Щёки впали, кожа бледная, щетины не видно. Да и откуда ей взяться - из меня все волосы выпали, даже с самых интересных мест. Хорошо сами места не отвалились. Это я проверил ещё в подвале.

Губы бледные, в крови испачканные - это зубы режутся. По идее кровь нужно сплёвывать, ан нет, глотаю с большим удовольствием. А зубы красивые, белые, ровные и чертовски острые, как у служебной собаки.

Глаза сильно изменились, раньше карие были, а сейчас светло-серые, мутные, неприятные. И по честному, сидя в подвале, я видел куда лучше, чем сейчас. Очень яркий свет.

Отвернулся от зеркала и нашёл взглядом торчащую из стены стойку душа.

С душем сразу начались проблемы. Я банально не различал воду: что холодная, что горячая, всё одинаково. Как будто все нервные окончания отмерли. Но разум или чувство самосохранения отказывались засовывать конечности под кипяток. Разумно с их стороны.

Ничего, приспособился. Но когда стал смывать землю, обнаружил татуировки на торсе. Не такие, как на безголовом жмурике, там был сущий хаос, словно десяток мастеров перекрывали работу друг друга, плевав на всякую логику. То, что проявилось на мне, имело систему, на ум сразу приходило слово - клеймо.

Наверное, приятно чувствовать себя чистым. Я был чистым, но, что под слоем земли, что так, никакой разницы не ощущал.

- Закончил? - на пороге душевой появился хозяин усадьбы. Его чёрные одежды сильно дисгармонировали с белизной кафеля. Вот такая гамма пришлась мне по вкусу. Но и голышом я чувствовал себя вполне уверенно, никакого стыда.

- Закончил, - подтвердил я и сплюнул на пол сгусток крови. И тут же пожалел - кровь была вкусной, подобное расточительство вводило в уныние. Странно так думать, но факт. Мне нравилось сглатывать её.

Глупую выходку оставили без внимания.

- За мной, - приказал Порховский. И я вновь пошёл. На этот раз по своей воле.

Меня переполняла энергия, ощущение лёгкости и ненормальной эйфории, будто принял грамм двести беленькой или травки покурил. Это сбивало с толку, уводило мысли в сторону, но я справился с собой.

И первый вопрос по существу задал, когда дошли до лестницы, ведущей наверх. Два пролёта, по двенадцать ступеней. Глянул один раз и запомнил. Любопытно.

- Что со мной происходит?

- Очень хорошо, - не оборачиваясь, в который раз похвалил хозяин усадьбы, и добавил: - Идём, лейтенант. Разговор у нас будет долгим. Выберем для этого более подходящее место.

- Да мне и так неплохо, - проворчал я. Сесть прямо здесь - меня бы такой вариант вполне устроил. Коли я даже температуру воды определить не в состоянии, что мне камень под голой жопой?

Лестница привела в небольшой кабинет. Семьдесят процентов места занимали забитые книгами высокие шкафы, целая библиотека, большой антикварный стол, пара таких же антикварных кресел перед камином, и столик на колёсиках с батареей бутылок. Свет не горел, его заменяли три подсвечника по шесть свечей и огонь в камине.

Огонь мне не понравился. Я застыл на пороге и уставился на рыжее пламя, как на врага.

- Отойди, - приказал хозяин дома, и тело послушно сделало шаг вперед, освобождая проход. За спиной тихо щёлкнуло - это встала на место деревянная панель. Красивая, резная. Проход закрыла, словно и нет его.

- Оденься.

Оббежав глазами кабинет, я ещё раз с ненавистью посмотрел на пламя. Чтобы добраться до одежды, надо было подойти к камину. Сделать это оказалось непросто, мешала какая-то аномальная боязнь огня. Несколько минут я боролся с собой, потом как зверёныш схватил одежду и забился в угол.

Порховский следил за моими действиями, расположившись во втором кресле. Нога на ногу, голова склонена к плечу, ладонь закрывает ухмылку на губах. Я её не видел, но отчего-то прекрасно ощущал настроение хозяина усадьбы.

Пока одевался, раздумывал над странной реакцией на огонь. Я и сейчас ощущал жгучую неприязнь. А от мысли закурить, начинало печь кончики пальцев.

Дождавшись, когда я закончу с одеждой, Порховский заговорил:

- Меня зовут...

- Я знаю, как вас зовут, Аристарх Эдрианович, - перебил я.

Хозяин усадьбы усмехнулся уже в открытую и указал на кресло, где раньше лежала одежда.

- Садись, Александр Сергеевич. В ногах правды нет.

- Привыкай, мальчик, - устав ждать, пока целый лейтенант, как первоклашка жмётся в углу, поторопил Порховский. - Если жить хочешь, учиться придётся быстро. А жить ты хочешь.

- Что вы со мной сделали? - разозлился я.

- Сядь, тогда расскажу. И советую шевелиться. У меня времени много, а у тебя только до рассвета.

- Хотите сказать, солнце мне вредно?

- Весьма. Садись.