— Спасибо, Леван! Только если тебе все равно, дай мне, пожалуйста, черный. Черный гроб, клянусь мамой, мне больше нравится!
Глаза Левана налились кровью.
— Вот тебе черный! — Он поднес к носу скрипача огромный кукиш.
— А-а-а!
— Ты что сказал? Кто Навуходоносор?! Я Навуходоносор?! — кричал Лука, вцепившись в бороду отца Гермогена. — А ну, повтори!
— Ты меня не так понял, мой ангел! — недостойно визжал святой отец.
Селяне! — Леван грохнул кулаком по столу. — Отпусти его, Лука! Сядьте все. Кончайте тарахтеть, бездельники! — крикнул он оркестру.
— Правильно. Давно пора! — одобрил Додо. — Итак, я повторяю. «Покойный жил, наслаждаясь жизнью…»
— И ты заткнись! Болтун! Человек уходит навсегда, а они базар тут устроили!
Наступило неловкое молчание. Все вспомнили, по какому поводу они собрались.
Леван, отдуваясь, сел в кресло и свирепо глядел на гостей.
«Мравал-жамиер!» — раздался звонкий голос Бенжамена.
«Жамиер…» — поддержали гости.
Песня овладела столом и, набрав силу, уносила певцов в свои синие сказочные дали…
А Леван смотрел в окно, и ему было видно, как двое малышей, поминутно меняя руки, тащили вверх по тропинке кувшин с водой.
Леван встретился взглядом с Бенжаменом, улыбнулся ему, как бывало, своей обаятельной детской улыбкой, сделал ему знак, чтобы он продолжал петь, и, тихо поднявшись, незаметно вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь…
Пришел редкий гость Грузии — снег. Луга, холмы, горы ослепительно забелели на солнце, а черточки заборов и цепочки протоптанных тропинок, пересекаясь, образовали причудливые геометрические фигуры.
Бенжамен, держа люльку, осторожно спускался по склону к дороге. Ближе к дороге склон стал круче, и Бенжамен, поскользнувшись, покатил вниз на собственном заду.
Сразу же раздался детский крик.
— Сейчас, сейчас… — Бенжамен благополучно докатил до дороги и встал на ноги. — Вот и приехали! — сказал он люльке.
Крик не прекращался.
— Ты что, описался? — Бенжамен склонился над люлькой.
Ребенок орал.
— Ну хорошо, хорошо… На! — Бенжамен за голову вытянул из кармана фарфоровую куклу Мери и показал ее младенцу.
Младенец заорал громче.
— Подожди, не ори! На! — Бенжамен сунул младенцу свой любимый пробочник.
Младенец замолк.
— Ва! — послышался удивленный возглас.
Шагах в пяти от Бенжамена стоял осел, а на осле восседал Коста.
— Привет земле и солнцу, мой дорогой! — улыбался Коста Бенжамену. — Ты куда?
— Домой. — Бенжамен кивнул в сторону города.
— А разве ты не там живешь? — Коста показал в противоположную сторону.
— Нет, Коста. Это не для меня, — грустно сказал Бенжамен.
— Конечно, не для тебя. Ну садись, дорогой! Мы тебя довезем!
— Спасибо, не надо…
— Нет, это тебе спасибо! Садись, умоляю!
— Это я тебя умоляю!
— Но я первый попросил.
— Хорошо. Пусть едет этот дворянчик. — Бенжамен поставил люльку на седло и пошел рядом с ослом, придерживая ее рукой.
— А кто это? — Коста шел с другой стороны осла.
— Это Бенжамен. Я его отнял у них. Чему они его научат? Сам воспитаю!
— Конечно, дорогой. Лучше тебя кто воспитает!
— Вот, везу сестре… По-моему, она обрадуется… — В последнем Бенжамен был не очень-то уверен.
— Еще как обрадуется! — Коста извлек из хурджина бурдючок, отпил, передал Бенжамену и тихонько запел.
Бенжамен поддержал песню.
Так они и шагали, напевая в такт шажкам осла, навстречу голубой нищете.
Джентльмены удачи
По желтой среднеазиатской пустыне шагал плешивый верблюд. На верблюде сидели трое в восточных халатах и тюбетейках. За рулем (то есть у шеи) восседал главарь — вор в законе и авторитете по кличке Доцент. Между горбами удобно устроился жулик средней руки Хмырь, а у хвоста, держась за горб, разместился карманник Косой.
Ехали молча, утомленные верблюжьей качкой.
— Хмырь, а Хмырь, — Косой постучал соседа по спине. — Давай пересядем, а? У меня весь зад стерся.
— Три рубля, — подумав, согласился Хмырь.
— Во жлоб! — возмутился Косой. — Доцент, а Доцент! Скажи ему!
— Заткнись! Пасть порву! — с раздражением отозвался Доцент.
— Пасть, пасть… — тихо огрызнулся Косой. — Во!..
В песке торчал колышек, а на нем табличка в виде стрелы: «Археологическая экспедиция №13, 2 км».
Жулики спешились. Косой внимательно стал глядеть себе под ноги.
— Тут, наверное, змеи, — предположил он.
— Какие еще змеи, — сказал Хмырь.
— Кобры.
— Уложи верблюда, — распорядился Доцент и стал карабкаться на вершину бархана, уходя в глубину кадра.
— Ляг! — приказал Косой верблюду. — Ложись, дядя!
Верблюд не обратил на приказ никакого внимания. Он стоял — старый и высокомерный, перебирая губами.
— Вась, Вась, Вась, Вась, — поманил Косой верблюда. — Доцент, а Доцент! Он не ложится!
— Пасть порву! — предупредил Доцент.
— Слышь? Пасть порву! — замахнулся на верблюда Косой. — Ложись, скотина, кому говорят?
Верблюд оттопырил губу…
Доцент и Хмырь, вползавшие на бархан, услышали смачный плевок и крик:
— А-а! Ты чего плюешься, дурак?! Шуток не понимаешь?! — вопил Косой. Он стоял весь оплеванный.
— Тихо ты! — одернул Доцент с бархана. С высоты он оглядывал перспективу в полевой бинокль.