Не Господь Бог

– После двух трезвых там не бывает. Спит в будке мертвецким сном. Рабочие приходят не раньше одиннадцати.

– Откуда вы знаете? – Сучков опять перешёл на «вы».

– Мамка у меня там.

«Ничего святого», – подумал про себя Сучков, но вслух само собой вылетело:

– Сочувствую.

Ушаков хмыкнул.

Ивашкин с Егоровым вытащили с заднего сиденья первый труп. Сучков надеялся остаться в сторонке, но Ивашкин так на него зыркнул, что тот мигом схватился за пакет вместе с Егоровым.

Дима услышал со стороны ям глухой мокрый шлепок. Сам он остался сторожить Вику.

– Прощай, первая женщина, я тебя никогда не забуду, – сердечно сказал Дима.

Троица вернулась.

С Викой было полегче.

Ещё один мокрый глухой шлепок.

И только теперь Дима направился к ямам. Он приблизился, но встал за их спинами чуть сбоку, в глухой тени кустов. Пока Егоров с Сучковым закидывали трупы в яме старыми венками и ветками, Ивашкин сгруппировался, его рука потянулась к форменной кобуре. Дима знал, что это рано или поздно случится. Он успел взять оружие из кобуры пьяного Ивашкина ещё в самом начале корпоратива. Тот даже не заметил, и кто из них лошара после этого, а?

Раздался выстрел одновременно с оглушительным раскатом грома.

Ивашкина будто толкнуло в спину, он упал на венки, уже без мокрого шлепка, мягко. Пакеты с трупами и венки послужили ему матрасом. Сучков замер. Обождёт. Сначала Егоров, который бросился к машинам. Стоять. Ещё один выстрел. Вороны всей тёмной тучей снялись с дерева и переместились с гарканьем на другое. Спасибо, удружили, ребята. Если бы кто из окрестных бомжей или сторож высунул нос, вряд ли бы разобрал выстрелы.

Лена как-то говорила Диме, что у человека есть всего три реакции на все случаи жизни: бей, беги, замри. Ивашкин был «бей», Егоров – «беги», а Сучков всё стоял, как вкопанный.

Дима указал ему пистолетом на труп Егорова и кивнул в направлении ям. Сучков мелко замотал головой. Дима ему кивнул:

– Да, да, Сучков. Кто, если не ты?

Интересно, до дождя успеет? Нет, не успел. Оба они промокнут до нитки, пока тот дотащит труп своего бывшего одноклассника до ямы.

Сам Дима, надев перчатки, вернулся к машине, взял третий полиэтиленовый пакет, со своим окровавленным костюмом и ботинками, бросил в яму следом. Сучкова он не боялся. Тот, сбросив Егорова, развернулся и упал на колени, умоляюще сложив у груди ладони.

– Умоляю, у меня дети. Ради Бога! Ради твоей матери!

Сучкову показалось, что в лице Димы что-то дрогнуло. Тут ещё и грянул ливень, превратив картину почти в библейскую.

– Закидай там всё получше и иди в машину, – сказал тот.

Сучков кинулся исполнять, не веря своему счастью.

Тяжело дыша от непривычной физической нагрузки, до нитки промокший, в ошмётках блёклых бумажных цветов Сучков сел за руль своей Нивы. Дима уже ждал его там.

– Я никому не скажу. Клянусь!

– Знаю.

Дима выстрелил ему прямо в рот.

Дима сел в машину Савельева. Всё-таки эти трое были редкие дураки. Не зря в классе дружили. Дурак дурака видит издалека. Даже Егоров не сообразил, что первым, от кого надо было избавиться, был он, лошарик.

Дима никогда не водил машину, как и его жена. Но та хотя бы осмелилась пойти сдавать на права и провалить. А Дима… Впрочем, когда ему было? Всё так стремительно. Но теперь придется освоить. Он вставил ключ в замок зажигания и повернул. Это было не так уж сложно. Да и ехать далеко он не собирался. Дима объехал по «пьяной» ухабистой дорожке помойку кладбища, там дальше, в перелеске, были какие-то давно заброшенные хозпостройки и за ними находился довольно большой пожарный заболоченный пруд. Дима доехал до него с трудом: скользко, а он «чайник».

Новенькая машина Савельева вся была в грязи. Жалко было дорогого пальто, да делать нечего. Дима остановился у хлипкого мостика и подтолкнул её сзади. По разжиженной грязи та, как по маслу, поскользила к краю и ушла под воду. Не всплывёт, он оставил окна и двери открытыми. Митя Ушаков был самым умным учеником в классе. Он справился. Он молодец.

Дима вышел на трассу и поймал попутку, ржавую раздолбанную газель. Водитель был по виду, как Рафик, только с золотым зубом. Переключатель передач был перемотан скотчем. Транзитник, ехал через Питер, без остановки. То, что надо. В дорогую иномарку такого попутчика вряд ли бы прихватили: ботинки Димы были в грязи, с пальто и с волос капало.

– Тачка увязла, вот погодка, – сказал Дима, отряхиваясь.

На прощанье он поблагодарил водилу и дал больше, чем тот ожидал.

Дима приехал не в новую квартиру, где его ждала Катя. Он приехал в квартиру матери. Давненько он тут не был. Раньше и не замечал, какой затхлый тут стоял запах: старья, гнили, смерти.

Он вошёл в ванную, снял с себя всё мокрое. Встал в маленькую ванну, включил душ. Теплые струи побежали по телу. Он закрыл глаза. А когда открыл, увидел перед собой мать. В её любимом халате, тапках с помпончиками, сжатыми в нить губами. Она протянула ему мочалку. Вода стала совсем ледяной.

– Это ты во всём виновата! – крикнул он.

Образ матери вдруг сменился, за шторой стояла уже не Инна Петровна, там была Лена.