Не Господь Бог

– Пап, подпиши! Мне сегодня крайняк в деканат сдать. Надеюсь, у тебя нет судимости, – протянула бумагу Маша.

– Я тоже надеюсь. Продвигается твоя Америка? Уже точно известно, что берут в программу? – спросил Мичурин, подмахивая бумагу.

– Куда они денутся. Просто хочу заранее всё подготовить, чтоб без сюрпризов.

Получив желаемое, дочка по-хозяйски прошла в кухню отца и без спроса полезла к отцу в бар – там всегда была среди алкоголя вредная кока-кола. Тут Лена была не властна – не её территория.

Лена чмокнула Мишу в щёку, собралась уходить.

– Ну пока, Мичурин, спасибо! Машка, идем!

– Даже чайку не попьёте? – расстроился, кажется, Мичурин.

– Меня пациент ждет, Мичурин.

– А мне в деканат, – сказала Машка, допивая колу.

Миша тепло обнял девчонок.

– Может, встретимся, пообедаем вместе? – предложил он. – Редко видимся.

– Конечно, на связи, – легко согласилась Лена.

Машка вызвала лифт, она желаемое получила, погрузилась в телефон. Мичурину было жаль расставаться с ними так скоро.

– Погоди, – нашёл он повод. – А как там мой девственник? Дошёл до тебя?

Лена кивнула.

– Ага, приходил.

Миша подождал подробностей, но не дождался:

– Ну, расскажи. Что там у него?

– Мичурин, ничего я тебе не скажу. С ума сошёл? Врачебная этика.

– Ладно тебе. Я ж переживаю за свою работу, инструмент ему поправили, его ж теперь разрабатывать надо. В дело запускать, ты уж постарайся, такой агрегат пропадает.

– Мне не обязательно знать о его размерах, ладно?

– Не, ну там реально есть над чем работать, – развел руками Мичурин.

– Циник! – сказала Лена.

Подъехал лифт.

– Стойте, девчонки, деньги-то нужны? – уже в закрывающиеся двери лифта спросил Мичурин, залезая в карман.

– Не, хватает, – уезжая, отмахнулась Лена.

Мичурин проводил взглядом. В присутствии Лены он вёл себя как пацан. Если честно, ему хотелось, чтобы Машка рассказывала матери о том, что у него не переводятся «чики», он хотел заставить Лену ревновать, а она не ревновала. Мичурин был для Лены всего лишь отцом её ребенка.

Лена с дочкой вышли из новостройки, где жил Мичурин, и направились к метро.

– Вот блин! Папа тебе деньги предлагает, а ты отказываешься! Вот и купили бы машину! – завела свою пластинку дочка, заворачиваясь в шарф по самую макушку.

– Да тут идти-то десять минут, ходить – полезно, – бодро ответила Лена. – И вообще, я никого не хочу напрягать и не хочу никому быть должна.

– Так он не в долг же! Он был бы только рад! – возмутилась дочка. – Что ты за человек!

Лена молча чмокнула дочку в лоб, и они разбежались в противоположные линии метро.

На кладбище было тихо. Трое рабочих стояли кучкой, глядя на стоящего у могилы матери Мити. Наконец он сумел скопить и поставить ей новый памятник, из гранита, с рисованным портретом вместо фото. Но на картинке мама была совсем на себя не похожа. Почему Мите вечно не везло со сферой услуг? С тем, что в кафе холодное приносят, в прачечной отдают рваное, он привык. Но это был памятник маме, и оттого было досадно и горько.

– Что, нравится?

Мите не нравилось. Но он понимал, что глыба гранита – не чайник электрический, менять никто ничего не будет. А денег больше у него не было.

– Сколько? – просто спросил он.

– Полтос, как договаривались, – пожал плечами рабочий.

Но тут рабочего толкнул в бок рядом стоящий, что понаглей:

– Полтос за памятник, командир, и тридцаточка за работу.

Митя, который уже достал заготовленную пачку, замер.

– Мы же на пятьдесят за всё договорились.

– Не, это ты с горя видать попутал.

– И двадцатку за портрет. Восемьдесят это без портрета, – добавил наглый. – Это не нам. Художнику.

– Он у нас умелец, мать что девочка получилась, не хуже, чем в Эрмитаже, – поддержал второй.

– Это ещё мы тебе скидку сделали, хороший ты человек, – залакировал третий.

Митя вздохнул, покосился на портрет, с которого смотрела красивая и совсем непохожая на маму женщина, но полез в карман. Не устраивать же скандал с этими барыгами на её могиле. Не хотел, да и не умел.

– Сто лет стоять будет, не боись, – заверил первый. – Мамка родная, не чужой человек.

– Только б еще чутка накинуть, за грунт, грунт что зря, проседает, зараза, – успел вставить наглый.

– Коля, не нажимай на человека, – заступился первый.

Это у них была заученная партия.

– Не, ну можно и без присмотру, – легко согласился наглый, – только если памятник завалится – не наши проблемы.

– Тут глаз да глаз – только успевай поправляй, – поддержал второй.

Митя отдал всё, что было.

– У меня с собой больше нет.

Получив деньги, барыги отпустили по-доброму:

– Да не переживай, отдашь как сможешь, мы ж с пониманием.

Когда Митя шёл на маршрутку, главный барыга отслюнявил товарищам, и себя не забыл.

– А ну как не отдаст, – усомнился первый.

– Этот-то? Куда ж он денется, он же сюда каждый день таскается. Принесёт, как миленький, ещё извинится. Лошара, – припечатал наглый, прикуривая.

– Да сами лошары, можно было ещё полсотни накинуть, – заметил второй.

– Ну вы уж Бога побойтесь, – сказал совестливый, – хороший сын, матерь любит.

– Да ему баб ебать, а он всё к мамке, крепко видать прикрутила, мамаша, – хмыкнул наглый.