Не говори любви «прощай»

— Понимаете, у любого человека существует собственное представление о себе, — пустился в объяснения Валентин. — Когда он впервые видит себя со стороны — например, его сняли любительской камерой, то страшно удивляется. Он ведь считал себя красивее, лучше! То же и с фотографиями. Мало кто любит собственное изображение. И почему-то больше всегда нравится тот снимок, где человек на самом деле совсем не похож на себя.

Он обошел портрет, удовлетворенно почмокал и неожиданно предложил:

— А хотите, я вам свои стихи почитаю?

— Нет-нет, — испугалась Варя, которая искала предлог, чтобы поскорее покинуть мастерскую. — У меня нет соответствующего настроения.

Валентин потух, весь сжался, его взгляд остановился на противоположной стене. Глядя на его сгорбившуюся фигуру, из которой словно выпустили воздух, в Варе проснулись угрызения совести. Валентин принимал их с Любой, терпел бабские жалобы и даже не намекал, что они ему до смерти надоели. А вот когда ему потребовалось человеческое внимание, Варя ведет себя как последняя стерва. Все-таки он неплохой, этот Валентин, только неряшливый какой-то, вызывает чувство жалости. А Варе в ее теперешнем состоянии хочется, чтобы ее окружали не такие же размазни, как она, а уверенные в себе люди.

— Я не смогу оценить ваши стихи, — как можно теплее сказала она, — потому что плохо разбираюсь в поэзии.

Валентин оторвался от портрета и резко распрямился, как будто был пружиной.

— Вы — честный человек, открытый, а значит, беззащитный, тонкий, — проникновенно перешел он на шепот. — Мне хочется вас нарисовать. Я думаю, что именно вы можете стать моей музой, если захотите, конечно. Ведь не случайно мы с вами встретились. Как вы думаете?

— Простите, — Варе было приятно, что ее так высоко оценивают, — я ничего не понимаю в творчестве. А на позирование для вас нужно время, которого у меня нет.

— А что вы делали в той квартире? — вдруг вспомнил Валентин.

— Я ее продавала.

— И продали?

— Почти.

— А можно мне ее посмотреть? Напоследок? — осенило Валентина. — Столько о ней слышал, а ни разу не видел. Мне это с художественной точки зрения интересно…

Варя пожала плечами. Она хотела сказать: да мне все равно, раз так хочется, то не жалко, хотя лично ей очередной поход туда никакой радости не доставлял… Словно боясь отказа, Валентин поспешил к выходу, захлопнул дверь мастерской, вприпрыжку, увлекая за собой Варю, поднялся на второй этаж.

— Шикарно! — восхитился он, оценивая, вероятно, уровень евроремонта. — Да тут и мебель есть!

Валентин стоял у кровати и почесывал свою лысину. Мимоходом Варя отметила, что растительности на его голове все-таки осталось совсем мало. А потом перевела взгляд на кровать. Она, застеленная синим покрывалом, по-прежнему возвышалась посредине комнаты как живое существо и словно излучала превосходство над окружающими предметами и людьми.

— Вот это ложе! — Валентин с размаху упал на кровать и дважды подпрыгнул. — Ой, — смутился он, — не сломаю?

— Кстати, — прыть художника заразила Варю, — было бы здорово!

Не снимая босоножек на шпильках, она решительно взобралась на это отвратительное лежбище и стала прыгать за компанию с Валентином. Каблуки дырявили тонкую ткань, которая застревала в Вариных босоножках и тянулась за ними вверх… Изумленный поначалу Валентин быстро включился в это безумство. Они молча прыгали, будто соревнуясь, у кого получится выше. Варя делала это яростно, вкладывая в странное занятие всю свою силу и ненависть. Кровать держалась как железобетонная, только слегка поскрипывала, словно жалуясь на усталость. А тонкие каблуки не выдержали, один подломился, проткнув матрас и оставшись там. Варя попыталась его вытащить, Валентин взялся помогать и вдруг впился в ее губы. Они упали на истерзанное синее покрывало… Все произошло слишком неожиданно, как продолжение их дурацких скачек на кровати, и Варя плохо осознавала, что делает.

Когда все кончилось и в голове прояснилось, она с ужасом подумала, что ей только и остается, как прыгать из постели в постель, открыть счет любовным победам и хвастаться этим перед подругами. И не то чтобы Валентин был уж слишком плох. Он хорош хотя бы тем, что не указывает Варе на ее недостатки, не посылает на пластические операции… Но это совершенно чужой, посторонний человек, при виде которого она не испытывает никаких романтических чувств. Может быть потому она никогда раньше не изменяла мужу, что часто влюблялась только до встречи с Серегой, а потом как отрезало — она не встретила никого в своей жизни, кто сильно превосходил бы ее мужа.

Валентин дежурно чмокнул Варю в щеку и спросил:

— Когда заглянешь в следующий раз?

Она помялась:

— Не знаю.

За последние дни Варя хорошо усвоила истину: никогда не говори «никогда».

Приехав домой, она подошла к Иркиной двери и позвонила. Никто не отозвался.

Глава двадцать третья