Не говори маме

Мы с ней на берегу остались. Их всех — Мишаню, Сережку, Алену — далеко унесло по течению, за поворот, а старик упрямый, стремится к намеченной цели. Его сносит, а он против течения, и вылез «пан спортсмен» у самых лодок, и еще кулак вот так поднял, чтобы все видели. Мы ему похлопали, а он зашел за лодку, и не видать его. И долго не видно. Он там упал за лодкой, или лег — не знаю, скорее всего сразу упал и умер. Пока наши вернулись, стали кричать, звать… Поплыли туда, а уже поздно, он уже мертвый. Такая вышла свадьба, плавно переходящая в поминки.

…Я теперь так спокойно рассказываю — был дед, и нет деда, «на миру и смерть красна», многие бы так хотели — доплыть, и все. Вся эта канитель — морг, оформление — на Мишаню свалилась, дед одинокий был, жена умерла, сын где-то на Камчатке служит, опоздал на похороны.

С тех пор Багира Мишаню полюбила как родного. Он ее навещает чаще, чем мы. Всю весну у нее прожил. А любовь у нас испарилась сама собой, без слез и скандалов. Просто тупик, скука. Как будто мы уже всю жизнь с ним прожили, и даже разговаривать не о чем.

В прошлое воскресенье приехала, иду с электрички мимо городошников, там Мишка с дядей Васей сражаются, а Багира сидит на пеньке — болеет. Козырек на ней от солнца, темные очки, спинка прямая как у балерины. Только похудела страшно, брюки висят. Но биту хватает — «пустите меня поиграть, мальчики!» А Мишка с ней теперь не церемонится, давно на ты, «бабуся»… В общем — «два веселых гуся».

Вот я и думаю: а поехали бы мы тогда в Гурзуф, и не было бы всех этих испытаний, и я была бы той же дурой испуганной, как в прошлую весну. Всего я боялась — одиночества, мамы, экзаменов, унижений, бедности — и бежала, увиливала, а все такие пустяки, и ничего страшного нет — кроме смерти.

Мой прадед Сергей Дмитриевич Ржевский в своем саду в имении Власьево

Бабушка Наталия Сергеевна в детстве

Она же в юности, еще Ржевская

Она же в 1939 году, когда я уже была. (Читайте в воспоминаниях «Тайна предков» и в статье «Плоды покаяния»)

Колонна железнодорожников на первомайской демонстрации. (рассказ-воспоминания «Самозванка»)

Отец, Борис Сергеевич Рязанцев в молодости

Мы с братом Юрием в пионерском лагере под Туапсе

Мы с отцом на нашем крыльце в Лосинке (г. Бабушкин)

Мы со Шпаликовым (1960 год) весной на природе

Геннадий Шпаликов в северной командировке

Геннадий Шпаликов

Мы с актрисой Майей Булгаковой на встрече с первыми зрителями к/ф «Крылья»

1964 год. В журнале «Искусство кино» напечатан наш с В. Ежовым сценарий — «Повесть о летчице», по которому Л. Шепитько сняла к/ф «Крылья»

Кинодраматург Валентин Ежов и моя подруга Маша Хржановская. Дом творчества «Болшево», 1968 год

Мы с Ларисой Шепитько. Дом творчества «Болшево», 1968 год

Это мой день рождения. Дом творчества «Болшево», 1968 год

Александр Аркадьевич Галич.  Дом творчества «Болшево», 1968 год

В бильярдной Дома творчества

1976 год. Фото Н. Гнисюка для журнала «Советский экран»

80-е годы. Дома

90-е годы. Фотография для интервью о феминизме

Во ВГИКе. Двадцать первый век

Путем собаки

Кто первый высказал эту светлую мысль? Что пора Маргариту Леонидовну, «маму Риту», познакомить с «папиком». Теперь кажется, что хором — обе, вместе — пошутили. На самом деле, конечно, нет. Лиза — первая. Она упала в сугроб и не хотела вставать. Она была совершенно пьяная. Вероника принесла из общаги полбутылки ликера, и они выкурили полпачки сигарет. Пока гуляли с собакой.

У Вероники в тот день была причина сбежать с этой тухлой вечеринки — как раз после Нового года — в единственный теплый дом, к голубоглазой Лизочке, смотревшей на нее во все глаза — «как смотрят дети», к ее чудной собачке Эрли и ее маме Рите, которая и выслушала бы, и тортом угостила, и ночевать оставила… Но без ликера и сигарет. В то утро Вероника — второй раз в жизни — встретилась со своим родным «папиком», и он произвел на нее странное впечатление. Он прямо, без подтекста, открыл все карты — про свою запутанную, «затрапезную», как он выразился, жизнь, нервничал, размахивал руками и напрямик спросил; «Тебе это надо?» А по мастерской бегали мыши. Или одна мышь. Он сидел с кисточкой в руке и прицеливался — хотел эту мышку пометить красной тушью, чтобы понять — одна она у него или много. Вероника сказала, что может принести из общаги кота, у них как раз кот бесхозный бегает, и — слово за слово — догадалась спросить: «А я у тебя одна такая или много — детей внебрачных?» Он сказал «одна» и глубоко задумался, прямо-таки ушел в себя с кисточкой в руке. «Сын, Игорь, тот законный, я вас, кажется, в тот раз познакомил… или нет?» Все спуталось у «папика» в голове, даже жалко его стало. А ведь была мечта — перебраться к нему постепенно. Оказалось, жена последняя его выселила в коммуналку, там склад пока что, «никак руки не доходят», и тараканы, а тут мыши в мастерской, и без горячей воды. Он и сам требует капитального ремонта. В общем, планы рухнули.