Решение принималось не без боя. Наступление на мои театральные позиции шло со стороны мамы и бабушки. Для них театр и творческая работа вообще – это не совсем работа, а, скорее, досуг. Баловство. Они переживали, что дочь, внучка вместо того, чтобы стоять с указкой у доски или заниматься чем-то полезным для общества и государства, будет на потеху публике топтать пыльную сцену.
Споры были драматичными, но в итоге со стороны взрослых было найдено оправдание театральным курсам – лишь бы Юля не бездельничала.
Занятия были не бесплатные, поэтому я старалась быть прилежной девочкой и не пропускать. Нам давали азы актерского мастерства, учили правильной и красивой речи, образному мышлению. Сейчас я понимаю, что мы выполняли классические упражнения на коммуникацию и познание своих творческих границ – то, что, по рассказам знакомых, активно практикуют на тренингах личностного роста.
Например, нужно попытаться о чем-нибудь договориться с человеком, но без слов, только жестами. Или рассказать историю про совершенно обыденные вещи или явления. Возьмем яичницу – попробуйте передать все оттенки и полутона ее приготовления: как она шкворчит, как на раскаленной сковороде вздымается белок, как она пахнет… Нужно было объяснить словами так, чтобы разыгралось воображение и появилось ощущение, словно эту яичницу приготовили лучшие повара, и сейчас она вот тут, на тарелочке, прямо под носом. Вы чувствуете ее аромат. А кусочек белка и слегка растекшийся желток обжигают кончик языка. Ах, слегка пересолили, но ничего, я так голодна, что хищно вонзаю зубы в булькающую плоть яичницы…
Или – про салфетку. С точки зрения обычного школьника, лежит себе и лежит кусок бумаги. Что в нем может быть такого интересного, захватывающего, интригующего? В этих новых историях нужно было словами передать внешний вид, звуки, состав, прошлое, настоящее и будущее салфетки.
Смысл этого упражнения прост: развить образное мышление, раскрыть многогранную сущность каждого предмета, логику его присутствия в пространстве, чтобы, используя эту информацию и все переживания, суметь «сыграть» предмет. Деда Мороза мы все сможем исполнить на сцене. «Встаньте, дети, встаньте в круг» – это как два плюс два. А вы попробуйте сольную роль салфетки!
Думать таким образом в школе не учат. По крайней мере, меня не учили.
Сложнее всего на курсах давалось упражнение, где необходимо в движении изобразить совершенно неожиданный предмет. Тебе говорят: «Юля, а теперь сыграй листик. Простой осенний листик. Вот, так-так-так, лети! Молодец, хорошо летишь. А теперь – резко пошел дождь, и ты уже мокрый лист. Нет, не листик, не листочек, а именно лист, большой размякший, чуть рваный лист. Играй!»
Единственное разочарование, которое постигло меня во время подготовительных в театральном, заключалось в том, что мы практически не читали стихи. Я была невероятно влюблена в поэзию, и мне казалось, что уж в программе подготовки будущих актеров она должна быть.
Мне нравилось учиться, я постепенно открывала в себе новые таланты, тренировала чуткость к окружающему миру. Однажды, во время очередной отработки «полета листика», один из преподавателей подозвал меня к себе и сказал:
– Юлия, вы играете мокрый лист, но при этом у вас пластичные движения, плавные. У вас какой-то романтичный лист получился.
– Конечно, я вспоминаю, как выглядит обычный лист, он же гибкий, и когда слетает с дерева, то едва-едва скользит по воздуху!
– В том-то и дело, что у вас необычный лист, – начал экспрессивно размахивать руками педагог. – Вокруг осень. Поздняя. Понимаете? Лист холодный, озябший, чуть подмерзший. Вы как себя чувствуете, когда выходите в легкой одежде на мороз?
– Ну, так, угловато чувствую, скованно, неуютно, – вспоминала я, как в 8-м классе пошла в школу в 25-градусный мороз в легкой, но очень красивой курточке.
– Вот! Ваш лист озябший. Играйте так, как будто сами на морозе, представьте, что у вас руки и ноги сводит от ледяного сквозняка! Мне нужна одубевшая неуклюжесть! – заключил он, переходя на крик.
Постепенно я начала более глубоко понимать суть игры на сцене. Раньше, в ранние школьные годы, я думала, что достаточно заучить текст сценария, уверенно выйти на сцену и, применяя несколько заученных шаблонов движений и эмоциональных реакций, сыграть очередную Дездемону или бабайку. Но подготовительные занятия в театральном начали раскрывать передо мной первые тайны классической школы Станиславского. Полностью я ее постигну через несколько лет. А пока я сделала для себя важный вывод, который впоследствии пригодился мне не только на сцене, но и в жизни: у всего есть свой контекст.