Не говорят [СИ]

От Серсеи пахнет ночью и духами от Каролины Эррера. Она пьёт полусладкое и прячет острые скулы (можно порезаться) в воротник дорогого пальто. Почти девушка, почти счастливая, почти улыбается и почти не влюбляет в себя всех, кто находится рядом. От Ланнистер хочется бежать, а ещё больше хочется зарыться лицом в её золотые локоны, целовать губы лилового цвета и ненавидеть-ненавидеть-ненавидеть её всей истерзанной душой.

Изумрудные глаза уж точно зеленей этой лживой травы в Центральном Парке. Но смотрят они жестоко, ни капельки того напускного сочувствия на измученной улыбке. Все несчастные женщины глядят одинаково. Но кто сказал, что Серсея такая, как все.

Она никогда никому не скажет, что умеет стрелять с расстояния в сорок шагов и что знает, как звучит её имя в сладких стонах брата. Она никому не скажет, что давно влюблена не в того человека, что уверена — губы у Джейме обветренные, грубые. Да и плевать. В Нью-Йорке нет людей без чёртиков в глазах.

В Нью-Йорке нельзя влюбляться. Санса осознаёт это, когда почему-то смотрит не на своего жениха. Музыка звучит громко, оглушительно, хотя играет лёгкий джаз. Санса провожает взглядом не ту фигуру, ищет глазами не те золотые (отец что-то знал) волосы, пытается почувствовать не тот запах парфюма. Санса пьёт полусладкое и топит в вине не печаль, а страх. В Нью-Йорке нельзя бояться.

— Женщинам всегда есть, что сказать, но они никогда не говорят. Как думаешь, почему, голубка?

Санса не отвечает. Только знает, что когда-нибудь она скажет всё, что пережила. Но не сейчас. Сейчас она помолчит.