Не говорите с луной

— Как скажешь, — наступив на плечо таджику, используя того, в качестве ступеньки, Александр легко выскочил из глубокого окопа. Таджик встал на ноги и что–то начал кричать, возмущённо размахивая руками. Его собратья, как суслики повысовывались из нор, уставившись на офицеров и причитающего солдата. Холёное загорелое тело бойца дребезжало запасами жира на животе, плечах и спине.

Саша извинительно развёл руками, мол, извините, я здесь ни при чём, и о чём кричит этот человек — понятия не имею.

— О чём это он? — спросил он своего спутника.

— А х… его знает, — отмахнулся Сазонов. — У меня от их тарабарщины голова болит. Аллергия, наверное.

— Как гиены, — сказал Александр, осматриваясь. Таджики медленно вылезали из своих окопов. Медленно, не торопясь они приближались к офицерам, оттопыривая дутые животы и держа руки в карманах. — Видел когда–то в «Мире животных» у Дроздова.

Он услышал, как щёлкнул предохранитель на автомате Виталия.

— Ну–ну, Веталь, тихо… Успокойся. Ничего нам не будет. Мы же никого не обидели. — Александр говорил тихо, положив руку на автомат товарища.

— А ну их, ссук! Сейчас они нам шурави, а ночами стреляют по заставе, да прощупывают минные поля, ища проходы.

— Вот, ночью и отводи душу. Кстати, и главная гиена бежит. Как у них просто разворошить рой!

— Очень просто.

Таджикский офицер бежал буквально. Он, как и большинство его подчинённых, был обут во «вьетнамки», что мешало ему бегать нормально. Он загребал ногами, поднимая облачка пыли. В этот раз он накинул на голый торс китель, который ничем не отличался от известного советского, солдатского парадно–выходного кителя. Разница была в странных значках на груди, каких–то вышивках на петлицах, странных узелках на погонах, и ярко–белого аксельбанта, сплетённого из парашютных строп, как это обычно делали дембеля.

— Э-э! — ещё не добежав к офицерам, заблеял таджик. — Зачем, дарагой, так? Спокойна нада. Тиха нада, да?

— Да? — в тон переспросил его Александр. — А я что — да?

Таджик остановился и ошалело переводил взгляд с одного офицера на другого.

— Ви опять обижаите маих салдат. Да? Зачем, дарагой?

— Кто тебе это сказал, капитан? — По четырём узелкам на каждом погоне, можно было судить, что офицер был в звании капитана, или как так у них это было на самом деле…

Таджик обвёл руками вокруг.

— Все кричат об этом, да? Ти не слишишь, да?

— Нет.

— Нет?! — изумление таджика было искренним.

— Я вообще не понимаю, о чём они кричат. Попросил позвать тебя. Есть разговор, как у старых друзей. А они начали галдеть.

— Капитан, — обратился к нему Сазонов. — Успокой своих героев. Никто никого не трогал. Всё было, как сказал старший лейтенант.

Блеск секундного сомнения сверкнул в глаза таджика. Он обернулся и стал что–то кричать, размахивая руками. Солдаты ему что–то отвечали. Это было похоже на утреннюю массовую зарядку. Все размахивали руками, крутили ними, тыкали, упирали в бока. Саша едва себя сдерживал, чтобы не рассмеяться. Это было бы уже слишком.

Он дотронулся до плеча капитана.

— Слушай, капитан: может вы в другой раз устроите разборки посемейному, но у нас действительно нет времени — пора двигать на заставу. А у нас есть пара серьёзных, нерешённых вопросов.

Два коротких взмаха руками и галдёж смолк. Солдаты почти одновременно попрыгали в свои окопы, землянки. И снова над долиной плыла плавленая зноем тишина. Таджик развернулся.

— Да, что за вопросы?

— Как звать тебя, величать?

— Чта? — капитан явно не понял вопроса.

— Звать тебя как? Имя твоё? — пояснил Сазонов. Он быстро терял терпение.

— А, — улыбнулся таджик. — Азул. Я Азул.

— Хорошо, Азул. Я старший лейтенант Левченко. Новый ротный. На место Кадаева. Саша я. Александр.

— Да, Саша. Хороший был Кадаев. Тоже такой строгий, как ты. И

нет Кадаева. Он неуклюже смастерил печаль на сильно загорелом лице.

— Да, хароший был капитан Кадаев.

— Да, хороший. Мне рассказали. Будем знакомы, Азул? Он протянул руку. Капитан без раздумий ответил на рукопожатие.

— Ты где учился, Азул?

Капитан улыбнулся. И таджикам, и узбекам, и бурятам очень нравилось, когда гость интересовался достижениями хозяина.

— А–а–а! Самарканд. Автомобильное!

— О! Азул! А я учился в Чирчике. Знаешь?

— Канешна!

— Вот, видишь, капитан, мы земляки, можно сказать. Друзья?

Он ещё раз протянул руку, и задержал руку капитана в своей, другой шаря в кармане, нащупывая тяжёлую коробку, приготовленную заранее.

— Я твой друг, Азул, и я твой гость. Ты прости меня за то недоразумение. Ты знаешь о чём я?

Капитан поднял голову и пристально всмотрелся в Сашины глаза. Свои глаза он сузил до такого состояния, что впору было сомневаться, а видит ли он вообще что–нибудь. Таджик был настороже, справедливо ожидая подвоха.

— Почему ты молчишь, Азул?

Капитан попытался вывернуть из руки старшего лейтенанта свою руку, но тот только усилил хватку.

— Я не панимаю, что ти хочешь, руський?

— Я не русский, Азул. Хохол я. Мы любим друзей и гостей. А вы, таджики? Снова в ответ холодный прищур.