Не грози Дубровскому! Том V (СИ)

Я выпрыгнул с четвёртого этажа и призвав Клювика спикировал за стены особняка. Увидев друзей, я сделал вираж и спрыгнув со спины птицы приземлился радом с ними.

Пьяный в стельку Оболенский зазывал ребят к себе в гости.

— Парни. Да какой домой? Поехали ко мне. Особняк рядом, возьмём с собой девочек, посидим. А если устанем, то и полежим. Ну вы поняли. Хе-хе. — Заметив меня он тут же подбежал и попытался найти во мне союзника. — Вить! Ну хоть ты им скажи! Рано разбегаться! Послезавтра на учёбу, а они уже собрались по домам. Мы и так редко веселимся.

— Ага, редко. Каждую неделю, а то и по несколько раз. — Усмехнулся Ершов.

— И что? Это, по-твоему, часто? — Набычился Оболенский.

— Гриш, тебе надо домой. Езжай, проспись. — Посоветовал Лев.

— Да, мы с Марией Павловной тоже поедем домой. — Сказал Картаполов погладив по руке Лавандову. Я заметил у неё на пальце обручальное кольцо? Хмм… Не слишком ли Миша торопится?

— Да и чёрт с вами! — Отмахнулся Оболенский. — Вить, ты как? Поедешь в гости?

— Поеду. Но пить не буду. Просто заночую у тебя, а завтра отправлюсь по делам.

— Ну хоть так. А то даже Кошкина покинула меня. — Кивнул Оболенский и покачнулся едва не упав. — Такси! — Выкрикнул он, тормозя проезжающую мимо машину.

Спустя час мы ввалились в имение Оболенского. Гриша выделил мне комнату, а сам отправился в город в поисках счастья. Наконец-то оставшись в тишине, я закинул руки за голову и задумался. А готов ли я жениться на Юлии? Связать только с ней свою жизнь и больше никогда никого не любить кроме неё?

Хороший вопрос. Ответа на него у меня нет. За то я точно знаю, что она не должна выходить замуж за такую мразь как Быков. Как минимум потому, что он избалованный молокосос, а как максимум, потому что он травит своего отца. Такому человеку нельзя доверять.

Я уже был близок к тому, чтобы уснуть, но решил заглянуть в лавку Ыбракхта. Призвал золотой ключик и провернул его в замочной скважине двери. Полыхнуло зелёное свечение, и я услышал знакомый скрипучий голос.

— Опять припёрся? — Устало спросил древень.

— Старый, тебе бы повежливее быть с клиентами. — Усмехнулся я и приложил ладонь к дощечке.

— Ты ещё поучи меня дела вести. Умник. — Буркнул старик, осуждающе посмотрев на меня.

— Чего такой замученный? — Спросил я, ожидая пока дощечка выдаст мой баланс.

— Да достали уже. За сегодня ничего не купили, а только ходють, смотрють, да спрашивають. Я вам что справочная?

— А на меня ты чего взъелся? Я к тебе уже давно не заглядывал.

— Не заглядывал. Но сейчас припёрся. Спрашивается на кой чёрт? У тебя на балансе вон, считай ноль. А ты ж начнёшь чё то спрашивать, выискивать. Тебе то всё равно, а мне потеря времени. — Вздохнул древень и облокотился на прилавок. — Спрашивай.

— Эммм. А почему тут всего двадцать кубов веры? — Недоумевая я уставился на дощечку, показавшую баланс.

— Ну так твой божок новоявленный всё списал. И со своего счёта, и с твоего. Видать все кубы влил в собственное могущество. С ним разбирайся. У него ж неограниченный доступ к твоим кубам, а ты так. Сегодня владеешь, завтра сдох и кубы передали новому Дубровскому. — Хмыкнул старик.

— Понятно. Тогда вопросов нет. Всего доброго. — Улыбнулся я и закрыл дверь.

Грувдарг говорил о том, что использовал кубы, но я надеялся, что хоть что-то осталось. Не хватило демонических артефактов, и он прихватил все кубы веры, что были накоплены. Ну что я могу сказать? Верное решение. За синергию мне никаких кубов не жалко.

Плюхнувшись на кровать, я снова попытался уснуть, но услышал, как вернулся Оболенский.

— Дамы! Прошу в мои апартаменты! Сейчас я принесу шампанское, будем отмечать моё день рождения! — Торжественно соврал он, ведь его день рождения летом.

А после началась гулянка. Прокуренные голоса девиц пели песни, смеялись, визжали, а позже и стонали. Вся эта какофония не давала мне уснуть, но я вспомнил о старой доброй медитации. Сосредоточившись на дыхании, я отстранился от воплей и утонув в тишине, смог уснуть.

На утро я проснулся полным сил. Воспоминания о счастливой улыбке Юлии грели душу, а вот желудок ничего не грело. Он дико урчал и требовал еды. Накинув байковый халат, я вышел в коридор и увидел Оболенского, тайком выбирающегося из спальни. Гриша приставил палец к губам и попросил, чтобы я не шумел.

От любопытства я заглянул в его комнату и чуть не ослеп. Барон оказывается не барон, а баран. В его кровати спали две бегемотихи. Волосатые руки, оплывшие морды, дряблые тела, залитые целлюлитом и жиром. Твою мать! Да у них даже усики были! Проходя мимо Гриши, я покачал головой и шепнул.

— Надеюсь ты предохранялся.

— И я надеюсь… — Ответил он, судорожно пытаясь вспомнить что за содомия творилась этой ночью.

Гриша обогнал меня и оглядываясь двинул на кухню. Схватив чайник, он осушил его до дна и вытерев рот с отдышкой спросил.

— Есть будешь?

— А ты в состоянии готовить? — Усмехнулся я и пошел искать целебный кусок сала, чтобы пожарить на нём жирнейшей картошки со шкварками.