Не грусти, гад ползучий

В горячем мареве подрагивают листья чинар. Ну и пахнут же в саду цветы, яркие, южные, большие! "Тут так шехерезадно", думает Лида. Живет она теперь здесь, недалеко от Ташауза, "на вилле", как она окрестила дом Реджепа Муратовича, бухгалтера захудалого колхоза. Чего только нет на вилле: фонтаны, сад фруктовый, эстрада в саду, подземный гараж, охрана у каменных стен вокруг садового участка, красотки гейши накрывают чайные столы в беседках... Вот мимо Лиды лениво прошествовал павлин, волоча сверкающий хвост, коврово-веерный, феерический, жарптичий, скрылся в зарослях цветов. Обслужив хозяев, Лида пошла вглубь сада по тенистой тропке. Уф, ну и зной. До сих пор не может привыкнуть. С тоской вспоминает зимний холодок, осенний дождик. Прежнее? Олег? Нет, не нужно. Только горсточку снега. Флакончик дождя московского... Столько лет выкладывалась на работе в конторе, до одури мучилась с уборкой дома, стиркой вручную (на машину фиг заработаешь), месила старыми сапогами грязь от работы - к магазинам - к дому, в котором опять нужно вкалывать, и некогда подумать о себе, усталость, болит голова, нет сна... Нет, не всегда так. Хорошее, оно вспоминается реже. Олег... Видел бы он ее сейчас. Не узнал бы. Ухоженная, экзотическая как павлин, другая? А Влад, он...

- Привет! — подошел Влад в майке с пантерой на пупе и в желтых шортах.

- Легок на помине, - отозвалась Лида.

- Думала обо мне? - он сел на изразцовый край фонтана, упруго потянулся. По тренированному телу тускло скользнули солнечные блики, как по музейной бронзовой фигуре.

Лида тоже опустилась на широкий край фонтана. Сказала задумчиво:

- Слишком уж здесь роскошно.

Влад усмехнулся, обнял за плечи, уткнулся  в пух ее волос, пробурчал:

- А что ты хочешь? Государство же у нас неправовое, а жить надо. Нормально жить, по-человечески, а не по-скотски, как нас приучили. Один поэт сказал: "... но труд за горький хлеб один ослов безропотных родил... "

- Знаю, слышала, - перебила Лида. - И про то, что революция отбросила страну от феодального капитализма к социальному рабству... Видишь, могу тебя цитировать... Надоела мне вся эта политика.

- Нет, сама подумай, как можно жить в стране, где еще вчера на улицах власти хватали всемирно известных ученых, нобелевских лауреатов, и высылали к черту...

- Завелся! - сказала Лида. - Сейчас понесешь о школьной системе оболванивания, о коррупции, мафиозной верхушке, или что государство разграблено, поля отравлены и вообще -  подвал.

- А тебе на все наплевать?

- Вот именно.

- Ну ведь это психология рабов и ублюдков!

- Да, я такая. А ты преступник. Хорошая парочка.

Влад оторвал лицо от мягких Лидиных волос.

- Хочешь фокус? - сказал быстро.

- Так может ты преступник из идейных соображений? — усмехнулась Лида. — Робин Гуд наоборот?

Влад взмахнул руками, в ладонях появился персик, влажный, розовый.

- Бери. Мытый. Свой. Даже без гербицидов.

- Ого! Сам родил? - Лида взяла фрукт, покатала в ладонях. Надкусила. - Сладкий.

- Я не понимаю, как жить? Что у нас происходит? - мрачно сказал Влад. - Вчера по телеку, помнишь? Толпы озверелых подростков с железяками в руках носятся по столице, все сметая на пути, убийства, насилие, бессмысленная жестокость, милиция бездействует, все напуганы...

- Но ведь сейчас начала создаваться спецслужба милиции, хорошо подготовленные добровольцы. Они-то порядок в стране наведут, будь уверен. Приберут к рукам власть...

- Если так будет, сам туда пойду.

Сквозь дымчатый узор веток виднелись главные ворота. Они были открыты. Снаружи, за каменным забором, грузно утонул колесами в пыли самосвал с панелями и трубами в кузове.

- Накроетесь вы все, - сказала Лида, разглядывая машину вдали. — Переловят как миленьких.

  - Я Евгений Петрович, прораб, - протянул сухую ладонь маленький, похожий на воробья, пожилой человек в беретике. - А это наш бригадир, активист, Николай Холодков. Передаю его в ваше ведение. Он вам все покажет и расскажет, познакомит со своей молодежной бригадой, - усаживаясь в "Газик", кивнул прораб на рослого молодого мужчину в мохнатой собачьей шапке, под которую уходили темные изогнутые брови. Активист учтиво качнул головой, взглянул на Аню коротко и пристально. В черных ободках ресниц глаза казались слишком светлыми и холодными. "Трудновато будет с ним работать", подумала Аня. "Похоже, письмо писал не он. Да и знает ли он о письме? А может, его проинструктировали закомпостировать мне мозги? Ну, там видно будет, кто кому что закомпостирует".

"Газик" двинулся вперед, набирая скорость и мягко потряхиваясь на ухабах.

- Ссадишь меня на шестом участке, - сказал шоферу прораб.    - А дальше Коля скажет, что и как.

Бригадир надвинул на лоб шапку, только глаза мерцали из-под густого меха, и, вглядываясь в окно, спросил:

- Сколько вам лет?

Голос прозвучал недовольно.

- Вот здесь тормозни, - замахал руками Евгений Петрович. - Вот-вот, левее. Ну, бывайте! - вылез из машины и засеменил к трансформаторной будке, возле которой сидели на корточках двое рабочих.

Помолчав, Аня ответила: