– О чем ты говоришь? – Во взгляде Брайана проскальзывает паника. Не могу сказать, беспокоит ли его то, что может сказать его мать о всем происходящем или он действительно беспокоится о Лие. Печально, что он даже на секунду может не поставить Лию на первое место.
– Ты относишься ко мне так, словно я занимаю третье место в твоей жизни, непосредственно после работы и твоей матери, и я не хочу быть с кем-то, для кого я не номер один. Ты оскорбляешь меня, когда говоришь, что у меня чуть ли не нервный срыв из-за стресса, что мне никогда не следовало менять прическу и что ты ненавидишь мои очки. Ты причиняешь мне боль, когда не хочешь прикасаться ко мне ночью, когда ты даже не хочешь пробовать со мной что-то новое. Я думаю, единственная причина, по которой я держалась так долго, заключается в том, что, когда я встретила тебя, ты помог мне пережить горе от потери моих родителей. Но теперь мне интересно, было ли это по доброте душевной, или ты пытался использовать их потерю, чтобы сблизиться со мной.
– Лия, это неправда.
Она подталкивает к нему кольцо.
– С меня хватит. Мы закончили. Мне надоело чувствовать себя дерьмово, когда ты рядом. Я больше не волнуюсь, поцелуешь ты меня или нет, когда увидишь. Я больше не спрашиваю себя, достаточно ли я хороша для тебя, достаточно ли хороша для твоей семьи. И мне надоело иметь дело с твоей матерью-психопаткой. Я хочу большего. И я совершенно уверена, что заслуживаю большего. Пойдем, Брейкер.
Я встаю со своего стула, готовый бежать за ней на край света. Но поскольку у меня хорошие манеры, я сначала обращаюсь к присутствующим за столом, прежде чем уйти:
– Если что, звоните.
Я собираюсь вывести Лию за дверь, когда она оборачивается и заявляет:
– Кроме того, выбранный вами клуб, вероятно, одно из самых уродливых мест, которые я когда-либо видела, и в нем нет никакой элегантности, кроме пустых попыток выдать его за место, где собираются сливки общества.
Затем она тянется к столу, хватает шоколадный торт, покрытый шоколадной глазурью, и берет его в руки.
– Прихвачу его с собой, потому что это единственный приличный вариант на блюде.
А потом она поворачивается и выходит за дверь, я следую за ней с самой широкой, раздери меня карась, улыбкой на лице.
– Боже милостивый, – произношу я, когда мы подходим к моей машине. – Лия, я, черт возьми, не могу поверить, что ты это сделала.
Она дрожит и расхаживает взад-вперед, держа торт в руках.
– О боже мой, о боже мой… Неужели я только что сказала все это?
Я хватаю ее за плечи, не давая пошевелиться, и наклоняюсь к ней, чтобы заглянуть в глаза.
– Ты, черт побери, сделала это, и я бесконечно горжусь тобой.
– Правда?
Ее губы дрожат, и я вижу, что уровень адреналина начинает сходить на нет.
– Да, Лия. Это было потрясающе, и их семейка вполне заслужила таких слов! Господи, у меня там соски затвердели, когда я тебя слушал!
От этого замечания она начинает улыбаться.
– Затвердели соски, правда? – Я выпячиваю перед ней свою грудь, и провожу по затвердевшему бугорку ее свободной ладонью. – Очень твердые.
– Видишь. Черт возьми, я так горжусь тобой! Как ты себя чувствуешь?
Она кивает, слегка покачивая головой.
– Я чувствую… Я чувствую себя хорошо. – Ее глаза встречаются с моими. – Свободной.
И это заставляет меня улыбаться. Я беру ее на руки и кружу, прижимаясь своей головой к ее, пока она не протягивает мне торт.
– Нам нужно отпраздновать. – Я опускаю ее, и она указывает на торт между нами. – У меня есть чем.
– Думаю, нам нужно нечто большее, чем просто торт, но да, давай его съедим.
Она подносит торт ко рту и откусывает большой кусок, прежде чем предложить его мне. Я откусываю второй кусочек, и вместе, стоя перед моей машиной, мы едим украденное ею угощение прямо с ее рук.
Через несколько мгновений она говорит:
– Мне кажется, я знаю, чем хочу сегодня заняться.
– Твои предложения?
– Давай возьмем парочку пицц на обед, много-много крепкого сидра, возвратимся к себе и поиграем в «Разграбление».
– Вот как ты хочешь отпраздновать?
– Я и мечтать о большем не могла. – Она снова одаривает меня своей прекрасной улыбкой.
– Тогда давай съедим пиццу и поиграем в «Разграбление».
Я открываю ей дверцу и достаю из бардачка несколько салфеток, чтобы она вытерла руку от остатков торта, и, помогая ей привести себя в порядок, спрашиваю:
– Просто хочу убедиться: ты счастлива? Ты только что отменила свадьбу и порвала с Брайаном.
Ее глаза встречаются с моими, когда она говорит:
– Да. Это был правильный шаг, спасибо, что спросил.
– Раз у тебя все хорошо, тогда давай отпразднуем.
– У меня все в порядке. Клянусь.
Опупеть. Одуреть. Боже. Милостивый!
Я меряю шагами свою спальню, пока Лия переодевается в своей квартире. Выйдя из кондитерской, мы отправились в нашу любимую пиццерию, заказали две большие пиццы – одну с сосисками и луком, другую с ананасом и пепперони, сбегали в магазин за двумя упаковками сидра «Энгри Орхард» по двенадцать штук в каждой, а затем вернулись домой. Она сказала, что хочет быстро ополоснуться в душе, потому что чувствовала себя отвратительно после посещения кондитерской, и переодеться.