Не имея звезды (СИ)

Лансу в спину что-то выкрикнули, наверняка победно-язвительное и мерзостно-уничижительное. Герберт же, закинув руки за голову, отправился вверх по лестницам, которые вновь замерли. Но это был не сон, который наступал с отъездом учеников, это было оцепенение страха и отчужденность траура. После того как пострадала Гермиона, в замке начался настоящий шабаш. Во-первых, уже на следующую неделю в замок заявились авроры вместе с Министром Магии. Фаджа Ланс не видел, как не видел и того что произошло на опушке леса. А там действительно кое-что произошло.

По подозрению в занятиях черной магии и открытии Тайной Комнаты задержали Хагрида и отправили его в Азкабан. Причем не в следственный министерский изолятор, а сразу на нижние уровни к проклятущим дементорам. В газетах уже на следующий день появились статьи, в которых все описывалось так, будто сам Фадж проводил задержание особо опасного преступника. Но на этом проблемы не закончились. Все только набирало обороты.

Уже к десятому числу, Дамблдора поперли из школы. Эта новость громом ударила по всему замку, а эхо от звона, чуть не лишило Ланса чувств. Не будем лукавить, парнишке полюбился замок и царящая здесь сказочная атмосфера, да и магия оказалась классной штукой, с которой не хотелось расставаться. Но события удручали свое реалистичной неизбежностью.

Совет попечителей, единогласно, сместил директора с должности, а на его место назначил Люциаса Малфоя. Так что все было предрешено — как только выйдет административный срок, серобородый дедан покинет замок, как и Ланс и некоторые другие, кто родился с «грязной» кровью. А административный срок выходил завтра — ровно через десять дней после заявления. В эти дни Дамблдор оставался директором де-факто, но не был де-юре. Предполагалось, что он должен подготовить за эти дни все документы и информацию, которая поможет новому главе школе Чародейства и Волшебства Хогвартс.

В общем, как вы поняли, Ланс был в дурном настроении. Он ощущал себя птицей, которой обломали крылья. Ведь небо (выход из ситуации) так близко, только дотянись, только сделай рывок, но мешали сломанный крылья и грязные перья (долг и принципы). Герберт бесился о того, что был в силах легко и непринужденно решить все проблемы и даже вернуть Хагрида из темницы, но ему не позволяло то, что парень приобрел за эти два года. А именно — внутренний стержень. Нет, не тот который не позволяет согнуться под тяжестью мира, он то у Геба был всегда, а иной, новый стержень. Тот, благодаря которому ты никогда не предашь сам себя, никогда не сделаешь то, за что будет стыдно смотреться в зеркало.

Мимо прошли взволнованные, испуганные и обескураженные Поттер с Уизли. Они, спускаясь на этаж туалета Плаксы Миртл, даже не обратили внимания на однокурсника. Ланс усмехнулся — хоть кому-то относительно повезло. Когда в больничку угодила Грейнджер, замок перестал косо смотреть на Поттера, и многие даже извинялись за крамольные мысли и слухи в адрес Лохматого. Никто не сомневался в том, что очкарик даже в теории решится навредить своей подруге. Так что недавний изгой вновь нацепил сияющий доспех, белый плюмаж и превратился в прежнего, сверкающего честью и достоинством Героя.

Герберт уныло поднимался по лестницам, а потом свернул на шестой этаж. Он прошел мимо тяжелых, давящих своей безысходностью стен, миновал режущие красками картины и слепящие завитками гобелены. Избегал смотреть в отражения доспехов и до крови закусывал губу, до боли и хруста сжимал кулаки, но стержень так и не согнулся, а Ланс так и не прислушался к мысле о предательстве самого себя. Юноша остановился около кабинета Флитвика и даже занес свой кулак, чтобы постучаться, но потом безвольно опустил руку и поплелся дальше.

Ланс испугался, противно это признавать, но он испугался, что уважаемый прфоессор, может оказаться обычным взрослым. Таким, который ради собственной выгоды пожертвует тем, что сам считал принципиальным. Герберт не мог позволить себе разочароваться в Мастере Чар и поэтому пошел дальше. Да, скорее всего Флитвик согласился бы с мальчиком и не позволил бы тому и рта открыть, но Ланс просто не смог, не смог перешагнуть через эту часть себя. Через того самого уродца, который родился под градом побоев и грязи Скэри-сквера. Через уродца, который все так же держал глухую оборону в душе волшебника, щерясь отравленными пиками и зазубренными мечами.