28 мая 1995г Италия, Рим
Книга подходила к концу и Герберт, затушив сигарету, хотел было покинуть помещение, но перед ним встала разъяренная Вики.
— Герберт! — закричала она.
На крик тут же стервятниками слетелись Алико, пребывающий в майке и трусах, Доктор Зло, зачем то превративший свои тапки в уток и теперь ходящий с ними подмышками и Тремонт, непонятно к чему надевший деловой костюм. Они мигом расселись на диваны, ожидая когда хищник пожрет жертву и оставит им падаль, над которой можно вдоволь постебаться.
— Вики! — закричал Ланс.
Девушка аж осела и захлопала ресницами.
— Ты чего кричишь?
— А ты чего?
Алико закашлял, скрывая смех. Вики резко покачала головой, словно сбрасывая с себя наваждение, а потом ткнула пальцем в мирно спящий и храпящий рубашками Сундучище.
— Эта тварь сожрала мои чулки!
— Да-да, — покивал юноша. — Я знаю.
— Знаешь?! — еще больше разъярилась Вики.
— Конечно.
— Тогда какого черта?!
— Да успокойся, — отмахнулся англичанин. — У него диета.
— Если у него диета, то почему страдаю я?
— Все ради любви. Видишь ли, моему Сундучище понравилась твоя сумочка, но он считает себя слишком полным. Носки — слишком тяжелая еда, вот он и перешел на чулки. А, как ты сама понимаешь, чулки здесь носишь только ты.
Вики, чуть ли не задыхаясь от праведного гнева, вцепилась в горло юноши и принялась того трясти, словно пытаясь вытрясти эти самые чулки. Трясшийся Ланс, мир которого танцевал самбо, в котором потолок тесно переплетался с полом, все никак не мог взять в толк — почему трясут его, а не Сундучище. Хотя, скорее всего, девушка поступает именно так, потому что Сундучище, стоявший рядом, весьма грозно рявкал нижним отделением, когда из него пытались достать съеденную одежду.
Трясшийся Ланс, раздумывающий над бренностью бытия и несправедливостью жизни, был спасен появлением менеджера. Она, привычно закатив глаза, сделала втык каждому, привела ватагу гримеров, прикатила стойку с костюмами и велела переодеваться, потому как через пятнадцать минут выход.
Вики, отпустив Ланса, грозно взглянула на него и упорхнула напяливать свое кожаное белье. Собственно, сегодня она только в нем выступать и будет. Стервятники, в образах музыкантов, решили отложить свой стеб на потом и удалились вместо со стилистками. Герберт остался в гордом одиночестве — Роджер покинул его, полетев охотиться на знаменитых Римских голубей. Сундучище же, томившийся от любви, собеседником был хреновым. Да, собственно, и не страдающий Сундучище так же не отличался большим словарным запасом, но хоть слушателем был достойным.
Порывшись в сумке, Ланс не нашел в ней ничего, что могло бы занять его внимание. Конечно он мог звякнуть друзьям, но близняшки были на Фиджи, Миллер и Яковлева готовили свадьбу, Крам обхаживал Грейнджер на своей вилле в Болгарии, а больше звонить было некому. Так Герберт, не найдя варианта получше, превратился в кота и, свернувшись клубком на подушке, заснул, подобрав под себя пушистый хвост.
— Герберт, — постучали в дверь, на этот раз — чем-то деревянным. Наверное, планшетом. — Пять минут.
Кот, оглянувшись, на миг превратился в человека, подхватил футляр, а потом вновь стал котом. Когда-то, как вы помните, Герберт ненавидел свою форму, но сейчас — буквально влюбился. Он всегда мог получить халявную порцию обнимашек и «ми-мишек», находясь в облике пушистого. Да и передвигаться так было проще и интереснее. Ведь человеку затруднительно прыгать по карнизам, а коту — запросто. А ведь иногда так хочется туда запрыгнуть. Хотя, что-то подсказывало Лансу, что хотелось подобное только ему.
Открыв дверь пятой точкой, кот вальяжно вышел в коридор и пошел мимо ошарашенной леди. Выбравшись ко входу к сцене, кошак, следуя традициям, поднялся на задние лапки и с важным видом щелкнул зажигалкой, держа её в двух передних лапах. Не поленившийся Бобби нагнулся и прикурил, а потом замахнулся ногой, но кот вовремя убежал.
— Мяяяу! (Лишь бы коты пнуть. Ироды!)
Именно с этим звуком, кошак поднялся на сцену. Тремонт уже обяхвил его и аудитория, стала рукоплескать и приветственно свистеть. Кот немого постоял у микрофона, а потом превратился в человека.
Распаленный Геб схватил стойку и громко рявкнул:
— Устали?!
— НЕТ, — ревело море.
— Тогда подкинем угля! «Lose my life».
(п.а. Гербертисполняет Papercut Massacre — Lose my life)
Герберт, непонятно каким образом, выдавал акустикой звук, который чисто физически не может выдавать акустическая гитара. Тем боле гитара, на которой есть четыре дырки от пуль, несколько трещин и одна вмятина. Но это не мешало жарить юноше с такой силой, что море взорвалось бурей, настоящим цунами. Люди прыгали, толкались, кричали, на плечах парней футболками размахивали оголившиеся ведьмы, а Ланс продолжал играть.
5 июня 1995г Япония, Токио