— Раньше ты не позволял себе подобных вольностей, Недеро. Даже когда кипела твоя юношеская кровь, ты всегда осторожно общался с коварными духами. Рина мне стала как дочь, но тебя я тоже люблю, — Влас запнулся на секунду, но все же продолжил. — Похоже, вы не сможете быть вместе. Это приносит вам обоим только одни неприятности. Может, оставишь ее здесь. Я смогу позаботиться о бедной девочке, а когда умру этот домик останется ей.
— Нет, Влас, — как можно мягче сказал я старику. — Я не смогу оставить ее. Ты же знаешь, что рано или поздно Ирину найдут.
«К тому же я просто не хочу ее покидать. Даже сейчас, когда она ничего обо мне не помнит, одно ее присутствие наполняет смыслом каждую новую ночь, проведенную с ней. А разлука приносит щемящее чувство одиночества или просто тоски».
Я застал себя за тем, что рассматриваю девушку, которая сейчас копошилась возле наших сумок. Она почувствовала мой взгляд, подняла глаза и неуверенно улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ.
— Как бы то ни было, но мы поедем вместе. Думаю, нам придется зайти по пути в храм морского бога. Надеюсь, там нам помогут. Жаль только, что Дара служит в другом храме.
— Как знаешь, Недеро, — устало проговорил Влас. — Я догадывался, что ты так поступишь. Ну что ж, будь по-твоему. Надеюсь, все обойдется.
— Я тоже на это надеюсь.
Мне все это определенно не нравиться. Разве можно ни с того ни с сего срываться с места и отправляться неизвестно куда? Хотя нет. Вру. Кое-кому очень даже известно, куда нас несет, и этот кто-то сейчас невозмутимо едет рядом на соседней лошади прямо как в бронированном автомобиле — все по барабану: по сторонам не смотрит, в боковое зеркало не заглядывает и на своего оппонента, то бишь меня, не обращает никакого внимания. Лишь упрямо рулит вперед. Подумаешь, какой-то жалкий запорожец пристроился рядом!
А я действительно ощущала себя водителем несчастного запорожца, т. к. лошадка, которую Недеро приватизировал в одном из поселков, если сравнить с известными марками автомобилей, была больше похожа именно на этот вид отечественного автомобилеиздевательства. Хотя с той же «инвалидкой» схожесть тоже наблюдается. Не, я, конечно, понимаю, что нам нужна была еще одна лошадь, даже понимаю то, что в поселках заритов вообще какой-либо транспорт кроме вараков тяжело отыскать, и то, что нашелся «зажиточный» обладатель сего артефакта, на котором я имею честь передвигаться, было большой удачей. Но ей богу, пешком было бы быстрее!
Пока меня раздирали «возмутительские» мысли, мой все еще ходячий (!) антиквариат решил передохнуть и просто напросто шлепнулся на землю всей своей костлявой тушей. Теперь мой верный феррари может отдыхать сколько душе угодно, на том, лучшем свете.
На сей незадачливый и несвоевременный акт перекура Недеро отреагировал вполне адекватно — минут пять смотрел на так неожиданно почившую лошадку, минуты две на меня, уже принявшую стоячее положение, еще минуту что-то для себя решал и только после этого соизволил спешиться.
— Привал, — сказал он такое приятное с некоторых пор (недели полторы) для меня слово.
Привал, так привал. И я с чистой совестью плюхнулась на землю, не забыв перед этим отойти подальше от своего верного, но уже безвозвратно потерянного средства передвижения. Недеро хмуро глянул на меня. Знаю, не хочет, чтобы я смотрела. А что тут такого, подумаешь, лошадку кремируют. Я что, в детстве таким не занималась. Все было: и жучки, и паучки, и другие букашки не раз и не два поджаривались мною в исследовательских целях. А тут, подумаешь, букашка на пару сотен кило больше. И вообще, неделя пути по такой жаре превратили меня в нечто размякшее, с абсолютно наплевательскими настроениями относительно всего, что прямо не касается меня. Даже если бы Недеро сейчас передо мною ламбаду станцевал, я бы никак не отреагировала. Единственное мое желание было залезть в огромную ванну с чистой и главное ледяной водой, и полежать в ней часика два, а для верности три.