Не искушай меня

Она наклонился, пока между нашими лицами не осталось всего пару сантиметров. В его дыхании я ощущала мятный аромат зубной пасты. Он сверлил меня взглядом, пристально всматриваясь в мое лицо.

— То, что ты сделала, как помогла мне, осталась со мной… я не понимаю, почему ты сделала это. Но спасибо тебе, — тихо поблагодарил он меня.

Вот и признание, которое я так хотела. Но теперь, когда он поблагодарил меня, я не знаю, чего он хочет. Или что я хочу от него.

Я прислонилась спиной к двери, его близость обескуражила меня.

— Ерунда, — ответила я, покачав головой.

Макс поднял вторую руку и прижал ее к двери рядом с моей головой. Я оказалась в ловушке его рук, без единого шанса ускользнуть.

— Это не ерунда, — возразил он, — Почему ты оказалась в клубе? — допрашивал он.

— Не знаю… — начала было я, но он прервал меня.

— Ты прекрасно знаешь, Обри. Почему ты была там?

— Из-за тебя, Макс. Я искала тебя, — призналась я, затаив дыхание, мое сердце бешено колотилось в груди. — Я беспокоилась за тебя.

— Ты даже не знаешь меня, Обри. Почему ты вообще обо мне волнуешься? — пытался добиться ответа Макс.

Я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от его пристального взгляда.

— Я просто… Я хотела помочь тебе, — я открыла глаза и не мигая уставилась на него. — Меня волнует то, что происходит с тобой. Мне кажется, что ты нуждаешься в ком-то, кому ты будешь небезразличен. И ты мне не безразличен, Макс. Очень небезразличен, — призналась я голосом, едва отличимым от шепота.

Макс сглотнул, от моего признания у него задрожали губы. На его покрытом синяками лице проступила какая-то эмоция, которую я не в состоянии прочесть. Он наклонил голову и прижался своим лбом к моему и наши носы тоже соприкоснулись.

— Не стоит, Обри. Я не достоин этого, — его мольба напоминала стон.

Я медленно подняла руки и осторожно коснулась его лица — мои пальцы скользнули по его щекам. Он прижался щекой к моей ладони и, кажется, боролся сам с собой.

— Ты достоин этого, Макс. Ты должен понять и поверить в это, — уговаривала я. Он поймал мою ладонь, широко раскрыл глаза и впился в меня взглядом.

— Ты должна знать, что если решишь остаться со мной, то я уже никогда не смогу отпустить тебя. Никогда, — его голос дрожал, когда он произносил эти слова. Какая-то часть меня напугана этим его обещанием.

Но все же я надеюсь, что он будет вот так крепко держать меня… всегда.

Я высвободила свою руку и снова коснулась его лица, провела большим пальцем по изгибу рта. Макс приоткрыл губы, целуя мягкую подушечку пальца, неуверенно касаясь ее языком.

Я вздрогнула от лавины эмоций, захватившей меня после этого простого прикосновения.

— Макс, позволь мне помочь тебе, — умоляла я, зная, что медленно пробиваю брешь в его защитных барьерах.

Его руки мгновенно обняли меня, прижимая к груди. Я слышала, как стучит его сердце.

— Ты уже помогаешь, — сказал он, и его голос эхом прозвучал у меня в голове.

Я слегка отстранилась, чтобы взглянуть на него. Он показался мне печальным, словно ненавидит себя за то, как поступает, но ничего не может поделать с этим.

— Что же ты делаешь с собой? — спросила я, положив ладонь на его щеку и нежно касаясь кожи, покрытой синяками.

Макс не ответил мне. Он схватил мою руку, поцеловал ладонь, и прижал к своему сердцу. И затем мы крепко обнимались, не желая отпускать друг друга. Мы оба не хотели нарушать призрачную прелесть момента страшной действительностью, в которой он живет.

Потому что данное мгновение это все, что у нас есть.

* * *

— Мама умерла, когда мне было десять, а Лэндону — пять. У нее был рак. Я мало что помню о том времени, когда она болела. Смутно помню, что она подолгу лежала в постели и как мы ходили навестить ее в больницу. Но, кроме этого, я ничего не помню, память как будто заблокировала все. Полагаю я жил так, будто ничего особенного не случилось, — Макс с отвращением фыркнул и его руки еще крепче обняли меня.

Мы сидели на диване. Именно здесь мы провели последние два часа. Разговаривали мало; Макс в основном молчал. Мне же не хотелось нарушать тишину, так как я не знала, что произойдет потом.

Казалось, что ему необходимо обнимать меня. Он пропускал пряди моих волос сквозь пальцы, нежно целовал в висок. И все. Видимо для него в данную минуту большего было и не нужно.

Я не могла не заметить, что его по-прежнему трясет, сердце под моей ладонью билось неустойчиво, а его лицо было покрыто капельками пота. Ужасная ломка все еще одолевала его. Он был неестественно бледным, под глазами залегли темные круги, а его обычно ярко-голубые глаза казались тусклыми и безжизненными.

Я уже привыкла к тишине, поэтому вздрогнула, когда он заговорил. В тишине звук показался мне почти оглушительным.

— Кем нужно быть, чтобы не помнить, как умирает твоя собственная мать? — задал он вопрос. Не знаю, ждал ли он какого-нибудь ответа, но я решила, что отвечу ему в любом случае.

— Ты был ребенком, Макс. Скорее всего ты просто не до конца понимал, что происходит.