Не искушай меня (ЛП)

— Разве было не круто?

Он помогает мне подняться на ноги и стряхивает снег с моих джинсов. Я похлопываю по ногам и рукам, ища сломанные кости.

Макс берет меня за руку и начинает взбираться вверх по холму.

— Давай сделаем это снова, — кричит он, таща меня за собой.

Я спотыкаюсь и падаю, потянув Макса за собой. Меня пробирает смех, я набираю снег в руку и швыряю ему на спину. Он вскрикивает и пытается стряхнуть его.

Согнувшись в приступах приближающейся истерики, я наблюдаю, как мой парень прыгает, пытаясь стряхнуть снег с рубашки.

А затем он останавливается, и по хулиганскому блеску в его глазах, я понимаю, сейчас произойдет нечто плохое. Он медленно и целенаправленно наклоняется и лепит снежок.

— Хочешь поиграть так, да? — спрашивает он меня, ладонями превращая холодную массу в крепкий, плотный шар.

Я поднимаю руки и пячусь.

— Даже не думай, Макс! Клянусь Богом… — моя угроза затихает, потому что потом я бегу, а Макс нагоняет меня. Я чувствую, как снежок ударяется меня в спину.

— Ловите ее! — слышу я крик маленького мальчика, которого мы видели раньше, и вскоре я убегаю уже не только от Макса, но и от четырех детей, которые швыряют в меня снежками.

Макс валит меня на снег и закрывает своей спиной от детей, забрасывающих нас снежками.

— Мы объединяем силы, — шепчет он мне на ухо.

Я киваю, мы быстро встаем и бежим за атакующими. Они визжат, пока мы ведем нашу эпическую снежную битву.

К тому времени, как мы объявили перемирие, я смеялась так сильно, что у меня щеки горели и болели бока. Детям нравился Макс. Я ухмылялась, наблюдая, как он поднимался по холму с тремя мальчиками, повисшими на нем, как обезьянки. С ними он казался таким естественным. Я наблюдала, как легко он общается с детьми, и сердце у меня в груди сжималось.

Никогда не думала, что могу так веселиться, отмораживая свою задницу. Когда мы покинули поле, я была жутко уставшая, но намного счастливее, чем за долгое время до этого.

Пока мы шли обратно к машине, Макс протянул мне термос. Я отвинтила крышку и сделала глоток все еще теплого горячего шоколада. И улыбнулась ему краешком губ.

— Шоколад? — поинтересовалась я.

Макс тоже улыбнулся.

— Я помню что нужно, чтобы умаслить тебя, — ответил он.

Остановившись посреди темной тропы, я повернулась к нему. Обвила его шею руками и притянула голову вниз, чтобы губами коснуться его рта.

Приоткрыв рот, я провела своим языком по его. Он застонал и притянул крепче к себе. По-прежнему шел снег, и моя одежда насквозь промокла, но меня это не волновало.

Единственное, о чем я думала, единственное, что было важно, это мужчина в моих объятьях.

Я отстранилась, и Макс прижался лбом к моему лбу.

— За что это? — спросил он мягко.

Я провела пальцами по его влажным волосам, игнорируя то, что они у меня онемели.

— За то, что удивил меня, — с улыбкой ответила я.

Пальцы Макса впились мне в спину.

— Напомни мне удивлять тебя чаще, — хрипло сказал он и прикусил мою нижнюю губу.

Я захихикала и потянулась, чтобы снова поцеловать его, но Макс остановил меня.

Я вопросительно склонила голову, вглядываясь в его неожиданно посерьезневшее лицо.

— Что такое, Макс? — спросила я его.

Он закрыл глаза и сглотнул.

— Я люблю тебя, Обри, — произнес он почти мучительным шепотом, словно это признание было вырвано у него силой, словно эти слова причиняли ему боль.

Я нахмурилась и коснулась его лица тыльной стороной своей ледяной ладони. Он открыл глаза, и они светились в сгущавшейся темноте. Мои губы раскрылись — я хотела сказать что-то в ответ.

Хотела сказать, что люблю его.

Потому что, правда, любила.

Эти эмоции накапливались во мне, и даже если раньше я подобного не испытывала, все равно их распознала.

Это любовь. Чистая и абсолютная любовь.

Но по какой-то причине, слова застряли в горле. Я стояла там, задыхаясь, как рыба, а Макс смотрел на меня, и его взгляд умолял меня ответить взаимностью.

И его чувства были взаимны.

Так почему я не могла произнести слова, которые ему было так необходимо услышать? Слова, которые мне самой хотелось произнести вслух?

Тишина затягивалась и затягивалась, а я так ничего и не сказала.

Наконец, Макс издал неловкий смешок и отвернулся. Я чувствовала себя ужасно. Я отстранилась от него, когда он так отчаянно нуждался в чем-то от меня. Я не могла дать ему это.

И почему?

Не могу объяснить, почему не решаюсь облечь в слова свои чувства. Возможно, дело в затяжном недоверии или боязни неудачи.

Я ужасно зла на себя за то, что разрушила своей неуверенностью идеальный день.

Макс поднес мою руку ко рту и поцеловал костяшки. Он улыбался, но его глаза, которые несколько минут назад были счастливыми и довольными, сейчас подернуты дымкой грусти.

— Давай вернемся ко мне. Думаю, я все еще должен тебе феттучини Альфредо, — сказал он, и переплел мои пальцы со своими, пока мы шли обратно к его машине.

— Макс, — начала я, но он покачал головой, прежде чем я смогла продолжить.

— Ничего не говори, Обри. Поехали домой, и я приготовлю тебе лучший чертов Альфредо, который ты когда-либо ела, — начал он, его голос звучал жестко, хотя он и пытался вести себя естественно.