Не изгой

Он ждал меня. Положив голову на подушку, он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

— Доброе утро.

Я хотела умереть.

— Доброе утро.

Его взгляд смягчился.

— Как ты себя чувствуешь?

Я пожала плечами.

— Уж как есть.

Те самые глаза потемнели.

— Что это значит?

Я должна была положить этому конец. Я села, спустив ноги с кровати, и, заметив свою майку, схватила ее. Она была высушена и лежала сложенной на стуле у кровати. Мои штаны как раз под ней. Я сняла с себя все в ванной и натянула на себя одну из его футболок.

Он постирал для меня вещи.

О, нет. Это было действительно мило с его стороны.

Мило. Черт.

Я действительно должна была покончить с этим сейчас. В долгосрочной перспективе я бы оказала ему услугу.

Я натянула свой топ и потянулась за штанами. Когда я просунула одну ногу в штанину, он начал у меня за спиной:

— Почему у меня странное чувство?

Я почти усмехнулась.

Потому что у него была интуиция?

— Потому что ты умный, — только пробормотала я, вставляя вторую ногу.

— Что это значит? — Он понизил голос на целую октаву. Я услышала, как он встал, почувствовала, как сдвинулась кровать. — Ты должна сказать мне. Ты должна поговорить со мной.

Я встала, натягивая штаны, и застегнула их на молнию. Обувь?

У него вырвался сдавленный кашель, а затем:

— Они на кровати.

Я посмотрела. Он просто опустил их туда для меня, выпрямляясь и отступая назад. Его глаза были прикрыты. Лицо словно высочено из гранита.

Это была боль. Я знала, что причина я, но он поблагодарит меня позже.

— Убегаешь? Только на этот раз я не сплю и наблюдаю за этим.

Он сказал это с таким презрением, но он не понял. Он ничего не понял.

Я схватила свои сандалии, позволив им одна за другой шлепнуться на пол, когда сунула в них ноги. Я задолжала ему объяснение, он слышал о моих выходках и был свидетелем начала одной из них прошлой ночью, но этот взгляд… я никогда не забуду, каким совершенно беспомощным он выглядел, когда я была в воде.

Он думал, что я не видела его, но я видела. Он ни разу не сдвинулся со своего места, и чем дольше я плавала, тем дольше он оставался. Некоторые могли бы начать влюбляться в это, если не были влюблены или если бы они не сходили с ума от страха.

Некоторые.

Только не я.

Потому что была осторожной.

Потому что мне нужно было быть осторожной.

Для него.

Не для меня.

Я делала это для него.

И опять же, я не влюблялась в него, или осознавала, что всегда была влюблена, или… нет. Это был не тот психический случай.

— Я не благотворительность для тебя.

Он действительно вздрогнул.

— Кто, черт возьми, сказал, что это так?

— Я знаю парней. Я знаю, иногда они хотят спасти девушку, а ты смотришь на меня. Ты видишь, в каком я беспорядке, но я не просто временно не в себе, это гормональные сбои раз в месяц. — Я указала на свою голову. — Все это потому, что у меня там не работают нужные нейромедиаторы. Это то же самое, что заболеть раком или артритом. Мой мозг болен, и проблема с этим дерьмом в том, что я борюсь со своим собственным мозгом каждый день, каждую минуту, каждую секунду, каждый гребаный год своей жизни. Это не исправится волшебным образом. Врачи недостаточно знают об этом, чтобы что-то исправить. Я не могу перенести операцию на спине, и вуаля, со мной все в порядке. Все совсем не так. Ты думаешь, что ты теперь в деле, но это не так. Поверь мне.

У меня сдавило грудь. В горле застрял целый ком.

Я задыхалась, потому что, Боже мой, он был той идеей, которая помогла мне пройти через все это дерьмо с моей семьей. Но это не было реально. Я уходила от этого. Я поставила все стены на место. Эти стены поддерживали меня. Они помогали мне терпеть, а он был столькими стенами. Защищал меня от внешнего мира. Мысль о нем была фундаментом, на котором держались эти стены, а теперь ее не стало.

И вскоре его тоже не будет.

Потому что я снесла их всех одним быстрым движением.

Я чувствовала себя обделенной, и в моей груди поселилось чувство обреченности. Вдавливалось, опускалось. Распространялось по мне, и я была в полной заднице. Я была в таком дерьме.

Схватив сумочку, проверив, на месте ли мой телефон, я должна была уйти.

Мне нужно было уйти сейчас, пока я не передумала.

Я была уже у двери, моя рука лежала на дверной ручке, когда он сказал:

— Никогда не считал тебя трусом.

О. О нет.

Я резко обернулась.

— Даже не начинай. — Мой голова была поднята, глаза широко раскрыты, и я дышала огнем. — Даже не начинай, пытаясь, как ты думаешь, подстрекать меня за что? Побег? Я живу с этим. Ты только что получил пропуск посетителя, но, поверь мне, тебе не нужен постоянный вид на жительство. Ты тренируешься для своей работы, но представь, что такой же объем работы был тем, что требовалось каждый час каждого дня просто для того, чтобы продолжать дышать. Не называй меня трусом, чувак.

— Чувак?! — Его ноздри раздулись. Глаза стали тлеющими, еще более разгоряченными. — Я ненавижу это слово с твоих уст.

— Ага. Что ж. — Мне было все рано. — Не называй меня трусом, и нет, это не сравнится.

Я должна была выбраться оттуда. Это было необходимо. Я видела, как в нем разгорается борьба.