Не измени себе

—  Понимаю, Денис. Только кричать об этом зачем?

—  Если заявить вежливо, интеллигентно, выглядит как кокетство. А решительность хоть и злит, зато заставляет считаться. Разве не правда?

Дроздов не ответил, но в глубине души был вынужден согласиться с Чулковым: действительно, свой опыт жизни другому не передашь.

Чулков, оказывается, с большим трудом добился разре­шения учиться в Пятигорском педагогическом институте. Инвалидам войны представлялись льготы при поступлении в вуз, но не для первой группы. В горсобесе замахали на Чулкова руками: вам надо лечиться, а не учиться. Вы еле ходите. Пришлось обратиться к врачу. С Размиком Хачатряном отправились к председателю ВТЭК. Тот пожал пле­чами, сослался на Министерство социального обеспечения. Теперь уже взъярился Хачатрян: человек выздоравливает, рвется к большой жизни… Учеба — это мощный положи­тельный фактор, рывок к большой жизни. Сочинили бума­гу на имя ректора. Тот сам оказался инвалидом, все понял, велел сдать экзамены. Снова у ректора института Чулков появился с четырьмя пятерками.

—  Сам добился! Понимаешь, сам? — втолковывал Де­нис Дроздову. — А это всего дороже,

—  Но почему именно в педагогический?

—  Как тебе это объяснить? — задумался Чулков.— Мне кажется, что я смогу сказать ребятам немало нужного, ведь я сам мальчишкой попал на войну, многое пережил, передумал. Да и грамотешки мне надо поднабраться,— он смущенно замялся. — Я пишу. И уже давно.

В доказательство он достал вырезки из местной газеты. В восьми номерах были напечатаны рассказы из фронтовой жизни. А один рассказ опубликован даже в толстом мос­ковском журнале.

«Ай да Чулков! — подивился Борис. — Времени зря не теряет».

—  Но почему ты отвергаешь мою помощь?

—  Потому что в неполные восемнадцать я роту водил в штыковую. Привык отвечать и за себя, и за других. А вы с «папулечкой» меня опекать хотите. Ну да ладно!

—   То-то ладно. Ишь развоевался… Скажи-ка лучше, как все это понимать?.. То с палочкой едва-едва, то почти строевым?

Лицо Чулкова вспыхнуло и тотчас засияло улыбкой.

—   А все вот так и понимать. Идет процесс выздоровле­ния, как говорит мой врач. На комиссии перенервничал, ус­тал, поэтому едва плелся. Потом отдохнул, собрался с си­лами и показал, на что способен.

—   Но левую все-таки заметно подволакиваешь…

—   Еще бы. Болезнь — не шутка… Ты ведь сам писал: «Молодой организм», «Воля к выздоровлению», «Харак­тер»…

Борис улыбнулся и хлопнул Чулкова по плечу:

—   Так держать, гвардия!

Чулков схватил его руку, крепко сжал.

—   Молодец! — вырвалось у Дроздова.

—   А была тряпкой, — торжествовал Денис. — На гла­зах сильней становится. Тут мне случай помог.

И Чулков рассказал любопытную историю.

В госпитале инвалидов войны, в самом первом, в одной палате с ним лежал скульптор, бывший минер, одну руку ему оторвало по плечо, а вторую по локоть. Лечили его долго, раны давали свищи. Вот этот скульптор и посовето­вал Денису вместо упражнения с мячиком заняться пласти­лином, чтобы не так надоедливы были механические уп­ражнения.

«Может быть, у тебя что-нибудь такое и объявится, что талантом зовется. Попробуй».

Денис последовал совету и неожиданно увлекся этим занятием. Довольно скоро у него стали получаться смеш­ные человечки, добрые и злые, смелые и трусливые.

Скульптор, когда Денис показал ему фигурки, удовлет­воренно хмыкнул:

—   Способности налицо. Но тебе… необходима школа. А позволит здоровье? Для ваяния нужна незаурядная физическая сила. Кроме таланта, разумеется. Нужны… мус­кулы.

Увлеченный новым делом, он и выписался из госпиталя. Но все-таки заработать себе на жизнь ваянием Чулков по­ка не мог, а пенсия была крохотная. На фронт Чулков ушел после окончания средней школы, стало быть, пенсия, опре­делявшаяся из среднего довоенного заработка, оказалась минимальной. Добрые люди посоветовали потребовать справки с железной дороги, где недолгое время Денис ра­ботал кочегаром на маневровом паровозе. Нужные справки пришли, и пенсия его сразу же возросла почти в три раза, но и теперь она была слишком мала. Волей-неволей приш­лось задуматься, как обеспечить себя в будущем. Скульп­турой себя не прокормишь… Денис замолчал, задумался.

Задумался и Дроздов. Куда было проще Грише Зонову, почти ровеснику Чулкова. В годы войны Гриша хотя и ра­ботал наравне со взрослыми, и недоедал — все равно оста­вался мальчишкой, озорным, непоседливым, единственное, что могло его удержать от шалостей, это перспектива быть наказанным и снова оказаться в детском доме. Куда с лег­кой руки Константина Арефьевича его чуть и не возврати­ли. Борис отстоял Гришу, сказал тогда, что цыплят по осе­ни считают, еще покажет себя и Зонов. Эти слова припом­нил Разумнов, когда обмывали диплом Григория. И чего греха таить, Зонов, сам того не сознавая, повлиял даже на судьбу учителя — после той рекламационной командировки на Украину Дроздов решил получить диплом.

На другой день, встретившись с Дроздовым в условлен­ном месте, Денис предложил:

1    Хорошо бы над портретом твоим поработать. Под­бородок у тебя интересный… И лоб.