Не изменяя присяге

Мичман Б. Садовинский сразу не вспомнил или, может быть, просто не знал, что Гельсингфорс подчинялся финской юрисдикции и был вне компетенции охранного отделения и русской армейской контрразведки.

«Это предательство!» — считал мичман. Нет — это заговор, — говорили ему упрямые факты.

4 марта 1917 года все газеты столицы и крупных городов империи одновременно опубликовали Манифест об отречении императора Николая II от престола в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича.

Продолжая рассуждать дальше о том, что «чаша терпения рабочих переполнилась», «стихийное движение народных масс привело к забастовкам», мичман Садовинский задавал себе простые вопросы:

«Если у рабочих не было денег на хлеб, то откуда у них деньги на материю, краски для лозунгов и флагов? Откуда у их семей деньги на еду во время забастовок? Кто-то должен давать деньги на организацию манифестаций и забастовок? Почему в первую очередь были организованы забастовки именно на военных заводах?

Это не случайность. нет! Это удар — спланированный и беспощадный, как в боксе, — подумал Бруно. — Удар в “поддых” воюющей России. Но от кого? Германцы — те сами еще не оправились от натиска русской армии в 1916 году. Им не до этого. Тогда кто?

Кому не выгодна победа России на Балканах и в проливах Босфор и Дарданеллы исторически? — И тут его осенило: Британия — извечный противник России на Средиземном море и Ближнем Востоке. — Но ведь мы союзники», — голова у Бруно опять пошла кругом. Мичман повалился на диван.

Да, черт возьми! Какая разница, кто за всем этим стоит. Главное, что делать ему — младшему офицеру флота? Идет война.

Нет, предателем он не будет! Ни за что!

Но ведь он не один. На флоте сотни и тысячи офицеров. Надо ориентироваться на действия командующего флотом адмирала Непенина, — решил для себя мичман.

* * *

В ночь с 3 на 4 марта 1917 года на русской военно-морской базе в Гельсингфорсе вспыхнул жестокий бунт. В историческом журнале Минной дивизии за 3 марта 1917 года о событиях этих суток записано следующее:

«3 час. 45 мин. Принята открытая Радио из Кронштадта.

Со всеми фортами, со всеми морскими командами и судами, рабочие и население единодушно и восторженно приветствует состав Нового Правительства избранного в строгом согласии с рабочими депутатами».

(РГАВМФ. Ф. 481. Оп. 1. Д. 77)

Вечером 3 марта на линкоре «Андрей Первозванный» и линкоре «Император Павел I» начались беспорядки. На линкорах были убитые и раненые.

Исторический журнал Минной дивизии 3 марта 1917 года:

«19 час. 00 мин. Адмирал сообщил, что на “Андрее Первозванном” и “Павле I” и “Славе” команда стреляла по офицерам. Убила контр-адмирала Небольсина и несколько офицеров и с выстрелами идет толпой по льду на город.

20 час. 30 мин. Зажгли топовые красные огни в знак присоединения к новому правительству».

(РГАВМФ. Ф. 481. Оп. 1. Д. 77)

Капитан 1-го ранга Г. О. Гадд, командир линкора «Андрей Первозванный», благодаря личной смелости и личному мужеству спасший жизнь своих офицеров и сам чудом оставшийся в живых, впоследствии рассказывал о начале бунта: «Около 8 часов вечера старший офицер доложил, что в команде заметно сильное волнение. Мне сообщили, что убит вахтенный начальник, а далее сообщили, что убит адмирал. Потом я встретил несколько кондукторов, кричавших, что “команда разобрала винтовки и стреляет”. Вбежав в толпу, я вскочил на возвышение и, пользуясь общим замешательством, обратился к ней с речью: “Матросы, я ваш командир. Я перед вами один, и вам ничего не стоит меня убить, но выслушайте меня и скажите: чего вы хотите, почему напали на своих офицеров?” Рядом со мной оказался какой-то рабочий, очевидно агитатор, который перебил меня и стал кричать: “Кровопийцы, вы нашу кровь пили, мы вам покажем”. Вдруг к нашей толпе стали подходить несколько каких-то матросов, крича: “Разойдись, мы его возьмем на штыки”. Но в этот момент произошло то, чего я никак не мог ожидать. От толпы, окружавшей меня, отделилось человек пятьдесят и пошло навстречу убийцам: “Не дадим нашего командира в обиду!”»

На линкоре «Император Павел I» бунт начали с того, что на палубе был поднят на штыки штурманский офицер лейтенант В. К. Ланге якобы за то, что числился агентом охранного отделения. В действительности, конечно, ничего подобного не было.