А еще мне запомнилась тишина, наступившая как-то вдруг, неожиданно. Мне это показалось настолько диким, что я тут же вскочил на ноги, охнул и шмякнулся обратно на землю.
— Что, выспался? — благодушно спросил меня Валашка, выглядевший на удивление свежо и бодро, будто весь вчерашний день не он, а кто-то другой скакал со мной бок о бок. — Ты уж прости, будить не стал, перед тем как к государю идти.
— Зачем? — тупо спросил я.
— Он, вишь ты, вместе со всем опричным войском к Александровой слободе подался, а мы тут покумекали да надумали остаться, поглядеть, какого цвета татарские потроха, вот и попросились оставить. Я так помыслил, что и ты тоже не откажешься, вот и решил за тебя. Али не надо было?
— Надо, — кивнул я, начиная приходить в себя. — А мы что, впятером эти потроха разглядывать станем?
— Не-э, — протянул Валашка. — Прочих подождем. Вот полки подойдут, тогда уж близ Москвы вместях со всеми крымчаков и встретим.
— А раньше? — осведомился я.
— Раньше никак. Ежели без обозов, одними конными наперерез… — прикинул он. — Да, тогда чуть раньше поспели бы, но наши воеводы так не сделают, потому опасно оно, а они судьбу за уд дергать не желают, чтоб длани не оторвало, — не в тех летах. Были б помолодше, навроде меня, глядишь, и насмелились бы, а так…
— А до Москвы далеко? — спросил я.
— А тебе оно на кой? — полюбопытствовал Балашка.
— Дело у меня там. — Я сел, морщась от боли.
Ныло все тело сверху донизу, даже то, что ныть вроде бы не должно. Боль была разная — где-то тянуло, где-то ломило, словно кто-то невидимый жамкал меня могучими руками, собираясь сварганить себе большую отбивную для богатырского завтрака. Жарить он меня не стал, наверное найдя менее костлявый объект, и на том спасибо, но приготовил к сковородке основательно.
— А-а-а, — понимающе протянул Балашка, и лицо его как-то сразу поскучнело. — Тогда конечно. Хотя я забыл — ты ж фрязин, так чего тебе тут делать.
— У меня мама русинка, — поправил я его. — И ты не подумай чего, вернусь к сроку! — горячо заверил я. — Татар много, так что на мою саблю тоже работенки хватит.
— Ну-ну, — равнодушно протянул Балашка, безучастно глядя на пламя костерка.
— Ты, паря, зря это, — подал голос Пантелеймон. — Я его знаю. Он слово завсегда держит. Вона какую дорогу из Пскова осилил и не куда-нибудь подался, а прямиком к князю.
— Коль сказал, что возвернется, стало быть, беспременно возвернется, — поддержал старого ратника кто-то из сидящих подле.
«А это еще кто за меня вступился?» — удивился я и, приглядевшись, чуть не ахнул — остроносый. Как бишь там он себя назвал? Осьмуша, кажется. Точно, Осьмуша. Это его так прозвали якобы за то, что он — восьмой в семье. Вот уж от кого не ожидал получить поддержку.
«Может, он и впрямь ничего, кто его знает», — подумалось мне, но тут Осьмуша повернулся и усмешливо подмигнул. Усмешка была неприятная. Было в ней что-то заговорщическое и в то же время подленькое, словно он давал понять, будто разгадал мой тайный замысел, но бояться мне не надо, потому что он об этом не скажет. Никому.
«Своих не выдаю», — было написано в его глазах.
«Тамбовский волк тебе свой», — зло подумал я и, с трудом встав на ноги, твердо повторил:
— Обязательно вернусь. Мы еще повоюем… плечом к плечу.
Балашка тоже встал, внимательно поглядел на меня, словно оценивая, и негромко проронил:
— Верю.
И улыбнулся.
А я поплелся седлать коня. Хорошо, что сердобольный Пантелеймон не удержался и помог. Без него я черта с два сумел бы затянуть ослабевшими руками — почему они у меня ныли вместе со всем телом, я так и не уразумел, — подпругу и как пить дать свалился бы с поехавшего набок седла уже после получаса езды. А может, и раньше, как знать.
Слово же, данное Балашке, я сдержал лишь наполовину. Так получилось…
Глава14
КАК И ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО
Нет, вы не подумайте чего. Поспел я в срок, и даже раньше, а вот плечом к плечу не вышло. В другом месте он был, в большом полку, у Вельского, а я рядом с Воротынским.
Но вначале мне предстояло найти подворье Долгорукого и убедить Андрея Тимофеевича хватать Машу за руку и бежать из Москвы. По пути в столицу я успел заглянуть в Замоскворечье. Попал вовремя — еще день, и Глафиру, хозяйку уютного домика, мне бы застать не удалось. С предупреждением я запоздал — сообразительная пирожница сама почуяла, что дело худо, и как раз заканчивала закапывать весь свой нехитрый медно-железный скарб и прочие ценности. Рано поутру она собиралась отправиться в Москву, под защиту крепостных стен. Пояснив ей, как отыскать подворье князя Воротынского, и пообещав предупредить о ней дворского Елизария, чтоб нашли местечко для ночлега, я двинулся дальше, по пути ломая голову и кляня себя на чем свет стоит, что забыл спросить, где и у кого Андрей Тимофеевич собирался остановиться, а теперь вот гадай, как дурак, — то ли у родичей, то ли у него тут имеется свой терем.