Не хочу на физкультуру!

– Вода дырочку найдёт и всё равно просочится, – ответил фотограф. – В прошлом году в школе услышали ваши разговоры и мне рассказали. Когда мальчик-первоклассник у тебя на уроке с каната упал, помнишь? А зазноба твоя, директриса, тебя распекала, тот, старый случай тебе и припомнила.

– Да. Вспомнил.

* * *

Суд над физруком был быстрым. Все доказательства на лицо. Взяли его тёпленьким, с поличным. Отпечатков немерено. Да и чистосердечное признание растерянный убийца написал в день ареста.

Первые дни он метался по камере, как пойманный дикий зверь в клетке. Не мог и пяти минут усидеть. Вставал, подходил к железной двери, трогал откидное окошечко, возвращался к шконке. Как так получилось? К чёрту это самокопание. Не важно, как. Кто ему поможет? Мать. Она и пальцем не пошевелит. Хорошо, если передачку отправит. Марго? Да, она могла бы помочь, но её уже нет в живых. Ксения? Эта моралистка отвернётся в первую очередь. Хотя, если ещё любит, то может помочь. Антон? Вряд ли.

– Слышь ты, фраер, не мельтеши. Лампочка качается. Вишь, как тени по стенам прыгают.

– Отстань, – огрызнулся Макс.

Штурца успокоили. Бывалые зеки объяснили ему правила поведения в общей камере, избив до потери сознания. Хорошая физическая подготовка не помогла. Потом на его глазах зарезали человека. Теперь он вздрагивал и втягивал голову в плечи, если с ним заговаривали. А потом появился Семинарист.

Раньше его звали Лёшка. Жил он с матерью и двумя младшими братьями. После Перестройки мать ударилась в религию и ушла с завода в церковь. Бухгалтеры и в божьем доме нужны оказались. Пацаны с ней ни одной службы не пропускали. Алексей вырос статным, детский голосок со временем превратился в уверенный бас. Батюшка поспособствовал, и Лешку приняли в семинарию. Учился он хорошо, подавал надежды. Неужели в семье будет священник? Радости матери не было предела. Машину сыну купила на деньги паствы. Наказание за растрату пришло сразу. В сумерках подслеповатый юноша сбил беременную женщину на пешеходном переходе и получил по полной. И срок большой дали, и раскаяние терзало сердце.

В тюрьме Семинарист пользовался уважением. Неторопливые движения и размеренная речь действовали даже на отпетых уголовников как гипноз. Слова лились прямо в душу, обволакивая сознание и вселяя уверенность в лучшее будущее. Его слушали часами, просили совета. Алексей никому не отказывал. Вот и Максу помог. В ожидании приговора время ползет, как пьяный вечером до дома, отдыхая на каждом углу. Делать всё равно нечего, а тут собеседник приятный. Много дней провели они в разговорах о боге и грехе, преступлении и каре небесной. Забитый, испуганный физрук сначала молчал, даже не смотрел на Семинариста. Потом стал прислушиваться, и даже вопросы задавать.

– Вот ты говоришь, бог всё видит. А почему тогда столько мрази по улицам ползает, людей убивают и грабят, а?

– А это тоже богу угодно. Испытания присылаются не зря. Для чего-то это и нужно. Всем воздастся, будь уверен.

Как это ни странно, никогда Максу не было так хорошо, как в тюрьме. Эти беседы и размышления изменили его. Разбудил Семинарист спящее в нём зернышко человечности. Оно робко проклюнулось, а потом смело проросло на благодатной почве. Как он мог убить Марго? Он ведь не убийца. А потом бросить тело и убежать. Как он мог быть таким легкомысленным и равнодушным – не проверить лестницу для детских занятий и подставить завхоза. Почему ничего не шевельнулось в душе, когда хоронили первоклассниц. Только о своей шкуре он тогда пекся, да и Марго ему твердила, что не виноват. Учительница первая моя. С родной дочки пылинки сдувал, а чужие дети не в счёт? А как он поступал с Ксюшей? Изменял, ни во что её не ставил. Нет, так нельзя! Нельзя быть таким эгоистом, отродьем рода человеческого.

После оглашения приговора пути осужденных разошлись. Штурца в калмыцкие степи отправили, Семинариста – в Воркуту. По небритым щекам физрука текли слёзы. Не хотел отпускать Алексея от себя, столько ещё вопросов осталось нерешённых. Ну, ничего, на новом месте найдёт духовного собеседника, а нет, так в библиотеку пойдёт искать ответы на вопросы.

– Фотограф, попросить тебя хочу, сделаешь? – осужденный смотрел на Богдана снизу вверх, наклонив голову вбок.

– Смотря что.

– Напиши мне весточку про Дашу. Ксения со мной не общается, а я по дочке скучаю.

Богдан уезжал из Владимира с тяжёлым сердцем, с тяжким грузом, как в песне поётся. Враг повержен, раздавлен, более того знает, за что наказан. Но не давала покоя одна мысль, всё ли правильно он сделал. Месть. Это сладкое слово грело душу много месяцев, вылечило его от депрессии и спасло от многолетней тоски. Теперь он сомневался. Кто он такой, чтобы судить и наказывать? Белый задумался, отвлёкся от дороги. Последнее, что он услышал, был скрежет металла. Последнее, что он увидел, был яркий свет фар встречных машин.

* * *