Не ходи в страну воспоминаний (СИ)

Нагрудный щиток из метала сошелся краями с задним панцирем, скрипнули кожаными ремешками крепления и затянулись со всей силы. Наколенники, налокотники, панцири на плечах, штаны с сапогами и перчатки, - вмиг облепили меня, как муху липкая лента, и не выпускали. Шлема только не было и забрало не опустить, приходилось краснеть от неловкости под озорным теплым ветерком, который ворошил мне слишком легкие волосы. Неловкости оттого, что так я уж окончательно не принцесса, даже за Золушку не сгожусь. У рыцарей нет, и не будет желания нравиться, — а я рыцарь. Мне мой воротник настолько выпрямил шею, что я стала выше ростом. И старше. Это тоже закон, - одеваешь форму и вспоминаешь все, даже то, что забыл о себе самом.

— Потрясающе.

— Рада знакомству, ваше величество, — я мотнула головой, стряхивая остатки никчемного смущения. Так смущается военный, доставая из шкафа китель с орденами и одевая его публично. А чего смущаться, гордиться нужно. — Теперь ты знаешь, как выглядят рыцари мира сов.

— А как же бал? — в его голосе было искреннее сочувствие моему женскому горю.

— Он твой. На своем балу я уже отплясывала… танец маленьких утят.

— Кого?

— Ты этой песенки не знаешь, она очень специфическая. Общий смысл сводится к тому, что “так прекрасно на свете жить”. Ну, вперед, куда делся боевой запал?

И мы двинулись в который раз через заросли цветущих и дивно пахнущих яблонь.

По мере приближения к двухстворчатым стеклянным дверям больничного инфекционного корпуса мне все больше и больше делалось муторно. Дворцом это назвать было нельзя, но раз эти двери перед нами, значит они те, которые нам нужны. А тошно было от всего сразу, - меня будто бы окружал газ. Без запаха и без цвета, но во рту начала скапливаться горькая слюна, хотелось почаще глотать и поплотнее сцепить зубы.

Наркоманы. Я их презирала, боялась и ненавидела всегда. Всю свою жизнь. Мне нужен был Гарольд-герой, а мир сов подсунул мне Гарольда-наркомана. А такой, истинный… мне был не нужен.

Вот и тошнило меня от правды жизни, как от тарелки с помоями, которую подсунули под самый нос и с минуты на минуту начнут насильно кормить, заливая по ложке в рот. Последней попыткой противоядия, я обогнала его на полшага и заглянула в лицо.

— Тебе хочется туда идти?

— Есть подвох?

— Мне нужно знать первоначальный твой настрой. Когда все кончится, я спрошу, хочется ли тебе уходить?

— Да.

Когда мы поднялись по крыльцу, двери сами собой открылись наружу, и в глубине темного коридора засветилась светлая арка еще одних дальних открывающихся дверей. С гулким сводчатым эхом раздался синхронный удар алебард стражников о плиты пола, и один из них громко и четко произнес:

— Его величество король Гарольд второй! Со свитой!

Это случилось лет двадцать назад. Тот же самый зал, где посередине пространства была водворена красочная новогодняя елка. Я не помню, верила ли я тогда в зимних волшебников, но этот, с синтетической бородой, был точно не настоящим. И его юная родственница унаследовала ту же искусственность своей белоснежной косы. И вот эти двое водили хоровод с “танцем маленьких утят”. Это был мой бал. Там мне было сначала противно, потом страшно, потом одиноко и горько. Потом спокойно и храбро. Мир сов преподнес мне очередное открытие о моей участи и моей сути, и незаметно так оставил под елкой в качестве новогоднего подарка узкую короткую рапиру. Как раз для детских рук.

На балу Гарольда я почувствовала начало той же цепочки чувств. Не знаю, как она должна была кончиться, но вначале стало “противно”…

Ощущение газа не пропало, а, наоборот, усилилось. Кумар сигаретного дыма, сладких, до рвоты, кальянов окутывал все такими клубами, что почти неразличимы были приглашенные. Я старалась не вдыхать, но чистого воздуха не было нигде, и я все-таки начала впадать в дурман. Свет стал неоновым, резким. Бил по глазам сверху, через непроглядный туман вдохов и выдохов. Как в танцующей толпе на дискотеке, стали вплотную придвигаться тела. По цепочке пошло второе звено: “страшно”. На лицах, которые я стала различать по мере приближения, было, как маска, надето нечто нечеловеческое. Обостренный истеричный смех, полузакатанные под лоб глаза, или тупые непроницаемым кайфом лица, изгвазданные пьянством физиономии, потеки слез, соплей, слюней из непослушно открывшихся ртов… кошмар с отвратным запахом. Кто-то, как пеплом, посыпал себе голову белым порошком, а потом протягивал эти руки, - все в синих вздувшихся венах, к верху и плясал. А потом падал. У меня заколотило в висках.

Да, я знала, что зависимость творит с человеком множество страшных вещей, и смерть это самое легкое и щадящее. Я знаю, какими тяжелыми инвалидами они становятся, если их удается вытащить с того света. Но путь в мир сов им закрыт, не смотря ни на какие лишения.

— Хватит, пожалуйста! — я закрылась руками, а налокотники еле слышно звякнули о нагрудный панцирь, — прекрати это все! Выгони их! Выгони их!