Не ходите дети...

Не сказать, что Бабузе был владельцем бесчисленных стад, но всё же решил пожертвовать одним молодым бычком, чтобы задобрить советника вождя. Он собственноручно всадил ассегай[14] в левый бок жертвы, а затем руководил сыновьями, следя за правильностью свежевания и разделки туши. Левую переднюю ногу быка по обычаю отсылали в подарок вождю, правая доставалась дочерям хозяина, голова и загорбок –мужчинам, и так далее строго по регламенту. Старшая жена кузнеца занималась обжаркой лакомых кусочков, младшая без отдыха таскала на голове многочисленные сосуды с пивом. Работа кипела, и Андрей так не решился отвлечь хозяина.

Наконец, все расселись на циновках вокруг очага в большой хижине хозяина. Вернее, расселись полукругом, потому что ни один мужчина, будь это хоть семилетний мальчик, не вынес бы позора, оказавшись во время обеда на левой, женской стороне дома. Дочери и внучки тоже присутствовали на пиру, но именно присутствовали. Женщинам полагалось есть отдельно от мужчин. А жёны лишь прислуживали обедающим, разносили миски с кукурузной кашей, кислым молоком и прочими деликатесами. И конечно же, разливали по чашам сорговое пиво. Кстати, им помогала и та женщина, пришедшая вместе с Хлаканьяной.

Или, скорее, делала вид, что помогала, а на самом деле внимательно слушала и наблюдала. У Шахова даже мелькнула мысль, что это она является главным проверяющим из штаба, а старичок прислан лишь для отвода глаз. Хотя, разумеется, смотреть на неё было куда приятнее. Внешностью женщина действительно отличалась от других зулусок, зато немного походила на самого Хлаканьяну, каким тот мог быть в молодости, когда на голове его ещё росли волосы. Такие же тонкие губы, длинный нос с небольшой горбинкой. Если бы не большие, чуть раскосые, карие глаза, любой бы подумал, что они со стариком родственники. А в целом у неё был скорее кавказский тип лица. Если бы на Кавказе жили негры. Но там и без них хватает разных племён и народностей.

Без плаща незнакомка уже не производила впечатление девушки-подростка. Ей никак не могло быть меньше тридцати лет. Но её словно специально пытались сделать незаметной. Узкие бедра, лёгкий намёк на грудь, крохотные ступни. Да и ростом она не дотягивала до взрослой женщины. И как раз поэтому женщина и привлекала к себе внимание. Нет, красивой её назвать сложно, а вот необычной – да, необычной она была. И Андрей обязательно поинтересовался бы, кто же она такая, если бы накануне не выяснил, что настоящий кумало, особенно – за обедом, женщин вообще замечать не должен. Вот он и не стал приставать к соседям с неуместными расспросами.

Тем более что после неспешного обсуждения с хозяином политических и экономических проблем гость соблаговолил немного пообщаться и с самим Шаховым, благо тот успел сочинить относительно безобидную историю своего появления в краале Бабузе. Андрей скупо, в общих словах рассказал, что пришёл сюда с неким торговым караваном из далёкой северной страны. Торговали они тканями и металлическими изделиями, обменивая на слоновьи бивни и крокодиловую кожу. Банально, конечно, но старик, кажется, принял его слова за чистую монету.

– Значит, ты – торговец? – спросил он несколько хрипловатым, но отнюдь не выдающим старческую слабость голосом.

Гарик старательно переводил, а Хлаканьяна, обратив морщинистое лицо в сторону Шахова, искоса поглядывал и на переводчика.

Андрей решил, что немного правды его рассказу не повредит, и поведал советнику несколько подробностей своей настоящей биографии.

– Нет, я был начальником охраны главного торговца и всего каравана.

– И сколько же воинов было под твоим началом?

Старик прищурил и без того едва заметные в складках морщин глаза.

– Три десятка.

На самом деле, будучи начальником службы безопасности фирмы, Шахов руководил более чем сотней сотрудников, но решил не пугать дедушку масштабами.

– А приходилось ли тебе участвовать в настоящих схватках?

– Приходилось.

– А врагов убивать случалось?

– Случалось, – ответил Андрей, и это опять же было правдой.

– Но по земле кумало не проходил караван, о котором ты рассказываешь, – вдруг заявил хитрый старик.

– Конечно, не проходил, – согласился Шахов, безмятежно улыбаясь и одновременно соображая, куда бы передвинуть маршрут своего гипотетического путешествия – на восток, к побережью, или на запад, где, кажется, должна начинаться пустыня[15].

Пожалуй, про пустыню можно придумать более душещипательную историю. Он погасил улыбку и продолжил уже другим тоном, сдержанно-скорбным, чуточку киношным, но для местной неискушённой публики, как он надеялся, вполне убедительным: