Переезд Франца из провинциального Хофа в урбанизированный Бамберг был лишь предвкушением того культурного шока, который он испытал после прибытия в 1578 году в знаменитый имперский город Нюрнберг. С населением более 40 000 душ внутри городских стен и еще 60 000 на прилегающей территории в 1300 квадратных километров, город на реке Пегниц был одним из крупнейших космополитических центров империи. Больше были только Аугсбург, Кёльн и Вена. Французский юрист Жан Боден называл его «величайшим, самым знаменитым и наиболее упорядоченным из имперских городов», а местный уроженец Иоанн Кохлеус патриотично объявил Нюрнберг «центром Европы, а также Германии». Другие граждане хвастливо называли свой любимый дом Северными Афинами, Северной Венецией или Флоренцией Севера — не в последнюю очередь благодаря славе, которой он был обязан знаменитому Альбрехту Дюреру (1471–1528) и множеству других выдающихся художников и гуманистов, включая Виллибальда Пиркгеймера (1470–1530) и Конрада Цельтиса (1459–1508).
Более объективные наблюдатели тоже признавали, что Нюрнберг в политическом и экономическом отношении был одним из наиболее влиятельных государств эпохи. Несмотря на официальное принятие лютеранской веры с 1525 года, отцы города успешно поддерживали выгодные связи с католическими императорами Карлом V и Максимилианом II, возникшие после Аугсбургского религиозного мира 1555 года, заключение которого не нанесло вреда политическому влиянию города. Банки и торговые фирмы Нюрнберга конкурировали в глобальном масштабе с флорентийскими Медичи и Фуггерами из Аугсбурга, а его печатную промышленность всемирно прославили надежные карты и инновационные «земные яблоки», или глобусы, составленные на основе последних отчетов из Нового Света. Ремесленники города пользовались не меньшей известностью благодаря разнообразным высококачественным промышленным товарам и точным инструментам, включая часы, оружие и навигационные приборы, а также пряникам и игрушкам, которыми город славится и сегодня. Выражение «Что хорошо, то из Нюрнберга» стало поговоркой, популярной в империи и за ее пределами, придавая названию города уровень престижного бренда и могло бы стать предметом зависти любой современной торговой палаты.
Время жизни Франца Шмидта почти полностью совпало с высшей точкой нюрнбергского богатства, власти и престижа. Когда молодой палач из Бамберга был на пути к месту своего нового назначения, он вышел из имперского леса в нескольких милях севернее города и увидел знакомую, но оттого не менее потрясающую картину. Высоко на холме в пределах городских стен стоял и стоит величественный Кайзербург. Вздымающийся над городом императорский замок размерами подобен римскому Колизею — высотой более 60 метров и около 200 в длину. Он служил резиденцией императора во время его визитов в город и до конца XVIII века оставался хранилищем имперских клейнодов. Подойдя ближе, Франц рассмотрел мозаику сланцевых крыш, облепивших склоны замкового холма — сотни домов и лавок, теснимых снизу городскими улицами. Вдали возвышались шпили главных приходских соборов — Св. Зебальда на северной стороне Пегница и Св. Лаврентия к югу от реки, в общину которого в дальнейшем вольется и сам Франц. Через несколько миль молодой Шмидт миновал бедную окраину города — разбросанные дома и сельхозугодья, перемежающиеся лесными участками, которые частенько скрывали разбойников и других мрачных типов. Наконец он подошел к краю рва шириной в 30 метров и примерно такой же глубины. С другой стороны, нависала массивная стена из песчаника высотой почти 15 метров, 3 метра толщиной и протяженностью около 5 километров, которая полностью окружала город и замок. По периметру этого пугающего укрепления высились 83 высокие башни, расставленные в полусотне метров друг от друга и охраняемые вооруженной стражей. Образ крепости на острове был именно таким, каким правители Нюрнберга хотели видеть свой дом, и они определенно были бы удовлетворены тем чувством благоговения и восхищения, которое внушил их город новому работнику.