Не ходите, дети...

Командир отряда показал рукой направление. Но Андрей в той стороне никаких признаков воды не заметил.

– А далеко идти?

Он снова мысленно отругал себя за глупый вопрос. Ну, предположим, Какака знает, сколько отсюда до реки пилить. Но объяснить-то опять не сможет. Ни в километрах, ни в часах. Ох, тяжело с ними, со счастливыми!

Однако старый воин выкрутился:

– До времени появления гиен[70] успеешь вернуться в крааль.

Шахов прикинул, сколько это получится в привычных ему единицах измерения, и присвистнул. Шли они сюда часа четыре, не меньше. Сейчас где-то около полудня. А гиены выходят на промысел часам к семи вечера. Значит, до реки – учитывая то, с какой скоростью они здесь ходят, – не меньше восьми километров будет. Далековато, однако. Тем более нет смысла задерживаться.

– Ну, тогда я пошел. – Андрей осторожно ступил порезанной ногой. – Вроде терпеть можно.

– Пояс сними, чтобы девушки сразу поняли, что тебе очиститься нужно, – напутствовал его бывалый воин. – А потом обратно надеть не забудь.

Инструктор, блин. Как будто без него не разберутся. Ты еще поучи, как правильно топор обтирать!

* * *

Насчет времени появления гиен Какака малость ошибся. Не в смысле времени, а в смысле появления. В этот день гиены вышли на промысел раньше обычного. По дороге к реке Шахов успел повстречаться с тремя группами этих уродливых и неприятно пахнущих созданий, тощими телами и суетливыми движениями напоминающих бродячих собак, только рыжих, с черными мордами и такого же цвета пятнами на боках.

И не так уж трудно было догадаться, куда они направляются. Живности в округе Андрей не приметил никакой, если и собирался кто пощипать травку, то умчался прочь при первых же звуках битвы. Но антилопы сегодня гиен не интересовали. Найдется добыча покрупнее, за которой к тому же не нужно гоняться по всей саванне. Лежит себе тихо и не шевелится. Подходи да угощайся. Вот и торопились падальщики урвать свой кусок. Приближаться к Шахову они не решались и с недовольным ворчанием отходили в сторону. Но, пропустив, возвращались на прежнюю дорогу и устремлялись туда, где только что закончилась кровавая человеческая забава.

Сам Андрей никуда не спешил. Порезанная нога все еще саднила, но он уже приноровился ступать на пятку, не тревожа рану. Пусть медленно, зато меньше шансов какую-нибудь заразу подцепить. Остается только хорошенько промыть порез, перевязать столетничком – и будет нога как новенькая.

Он уже добрался до прибрежных зарослей, слышал журчание воды, видел, как взлетают и снова опускаются к реке стайки мелких птиц, но все никак не мог отыскать проход в колючем кустарнике. А порезаться еще раз очень не хотелось. Хватит на сегодня крови. Побродив немного вдоль живой изгороди, Шахов вздохнул, перехватил ассегай поудобней и принялся прорубать им, словно мачете, дорогу к реке.

Берег оказался пологий, низкий, заросший тростником. Неудобный, одним словом. Даже если доберешься до воды – ни присесть, ни ноги вытянуть, ни рану толком прополоскать не получится. Надо бы какой-никакой бугорок отыскать, обрывчик или хоть корягу. Но еще куда-то топать сил не осталось. Может, все-таки и здесь что-нибудь подходящее найдется?

И ведь нашлось же! Чуть левее над водой склонилось невысокое, смутно знакомое деревце с чуть отдающими желтизной продолговатыми листьями, целыми гроздьями свисающими с веток почти до земли. Мать честная, так это же ива[71]! Ивушка плакучая. Как же тебя сюда занесло, родная?

Андрей почувствовал, что еще немного, и он полезет обниматься с деревцем. Этого еще не хватало! Да и слова такого еще, наверное, не придумали, чтобы правильно назвать новый вид сексуальных извращений. Лучше уж присесть, привести нервы в порядок. Тем более что и деревце как будто обрадовалось встрече с земляком, приподняло один из корешков и выставило его прямо над водой, как раз настолько, чтобы можно было на нем пристроиться. Расслабившийся Шахов оперся спиной о ствол, опустил обе ноги в прохладную воду и ощутил полное блаженство. Кайф, совсем как дома. Еще бы удочку сюда!

Да, в общем-то, и без удочки хорошо. Шорох листьев от небольшого ветерка смешивается с плеском воды, едва уловимо пахнет чем-то приятно-оранжерейным. Наверное, вон от тех лилий на другом берегу. Возле них деловито рассекают воду то ли перекормленные чайки, то ли, наоборот, сильно отощавшие пеликаны. А вдоль камышей бродит по мелководью парочка цапель непривычного серо-голубого цвета[72]. Или это журавли такие местные, кто их разберет? Может, и лягушки где-то здесь есть, но попрятались от этих самых цапель. А чуть поодаль, опять же на той стороне реки, вышла на водопой изящная рыженькая газелька. Опасливо покосилась на Шахова, но решила, что он ей ничем не помешает, наклонила шею к воде и принялась неторопливо, как-то очень воспитанно и культурно утолять жажду.

Шахов блаженно зажмурил глаза, пошевелил пальцами ног и почувствовал, что рана его совсем уже не беспокоит. Эй, кто-нибудь, разбуди, что ли, через полчасика! Потому что все-таки нужно до заката в стойбище возвернуться.