(не)хорошая девочка (СИ)

— Хочу… — Это из её рта вырывается случайно, это очевидно, по досадливой гримаске, по вспыхнувшим на светлой коже щек алым пятнам.

— Какая хорошая мне попалась девочка, — забавляясь, шепчет Вадим. — Честная, послушная зайка.

— Я не могу, — измученно выдыхает Соня и старается слезть с коленей Дягилева, но тот настойчиво её удерживает на месте. — Я не могу.

— Зайка, если ты не трансвестит и в твоих трусишках меня не ждет сюрприз длиной сантиметров в двадцать — ты вполне можешь, — забавляясь замечает Вадим, прижимая ладони к пояснице девушки. — Ну, а если и ждет, знаешь, я знаю еще штук семь способов получения удовольствия. И это только навскидку.

Она снова пытается соскользнуть с его колен. Вадим хмурится, ловя её взгляд, и девушка замирает. Черт, ну идеальная же Нижняя. Вот прям такая, какая нужно. Чтобы подчинялась с полувзгляда, с легкого жеста, чтобы свести наказания к минимуму, тем более что Вадим не был особенным поклонником порок. Вот ведь подстава от судьбы, что идеальной сабой Вадиму кажется не кто-нибудь, а дочь Старика Афони, которая даже поверхностно не знакома с Темой. Но это как раз исправимый пробел в её знаниях.

— Это из-за отца? — мягко спрашивает Вадим. — Папа не узнает, я могу тебе поклясться. Я ему, знаешь ли, не отчитываюсь. Я ему точно не скажу, Баринов тоже будет помалкивать, разве что ты пойдешь в надежде, что чистосердечное признание тебе смягчит убийство. Ты пойдешь?

Зайка мотает головой, закусив губу. Но она закостенела и дрожит, и кажется сейчас — уже больше от страха, чем от возбуждения.

— Малышка, — Дягилев касается кончиками пальцев её щеки. — Я же говорил тебе, я не беру силком. Помнишь?

Она снова кивает, а на длинных темных ресницах вдруг блестят искорками слезы.

— Нет, это никуда не годится, — Дягилев вздыхает, скручивает себя в тугой узел и ссаживает Соню со своих колен. — Я не могу трахаться с плачущей женщиной. Я начинаю комплексовать и думать, что плохо стараюсь.

— Простите, — пищит это напуганное создание, вскидывая на Вадима свои огромные оленьи глазищи. — Я не из-за вас…

Тьфу ты, пропасть, вот ведь дрянь ушастая. Вот как её такую — смешную, напуганную, уязвимую — не хотеть и не простить?

— Собирайся, — бросает Вадим, в воспитательных целях сохраняя на лице хмурость. — Здесь тебе лучше не оставаться, место засвечено перед Бариновым, поживешь у меня.

А еще у Вадима дома есть не одна бутылка коллекционного француского вина, и может быть, хоть оно поможет этой дурочке так не трястись при мысли о сексе. Ну, и там, конечно, Дягилев сможет позволить себе однозначно больше, чем тут на кухонном подоконнике.

— А… А Марина? — спохватывается Соня, торопливо стирая с щек остатки слезинок.

— Марину твою привезет Иван, — Вадим проходит в прихожую и надевает свое пальто. Оглядывается на замершую в двух шагах растерянную зайку.

— Ты собираться будешь или нет? — Дягилев смотрит на Соню, и девушка вздрагивает, прикусывает губу и кивает.

— Одеждой не заморачивайся, — мимоходом бросает Вадим, глядя, как она нервно бросается в комнату. — Бери свои документы, ради которых ты так подставилась, одевайся и поехали. Все остальное можно купить, в конце концов.

И еще не хватало оттягивать выезд. У Вадима из-за очередного сексуального облома в ушах шумит морской прибой.

Чем дальше, тем сильнее бледнеет зайка. Но тем не менее — она влезает в какие-то подружкины ботиночки, розовую куртку и снимает с вешалки коричневую сумку на длинном ремне.

— Все?

Девушка кивает снова, по-прежнему напуганная и встревоженная. Вот уж правда зайка, как она есть. Ладно, нужно войти в её положение, у неё одни неприятности следуют за другими. Сейчас войдешь в положение — позже войдешь и в вагину. Дивная поговорка, Дягилев сам её придумал, еще в юности.

— Выходите, я сейчас, только ключи возьму, — Соня выдвигает ящик тумбочки, притулившейся в углу.

Вадим пожимает плечами, поворачивается к двери. Замка было два. Один — с автоматическим защелкиванием, открывающийся изнутри. Нижний — дополнительный сейчас не закрыт. Соня находит-таки ключи в ящике и шагает вслед за Вадимом. Он открывает дверь, и выходит на лестничную клетку.

А потом дверь за его спиной тут же захлапывается…

16. Выбор среди зол

У меня есть ровно сорок секунд до того, как до Дягилева дойдет, что я не собираюсь выходить. У меня есть ровно сорок секунд, и ни одной мысли, что мне делать дальше.

Дура ли я? Да — дура. И от того, что я сейчас делаю — меня трясет еще сильнее, чем после столкновения с Бариновым. Почему мне кажется, что ничего более отчаянного я в жизни не делала? Даже мои скачки по балконам этому поступку, кажется, уступали.

Гулкий звук удара о дверь заставляет меня вздрогнуть. Не резкий, глухой, какой бывает, если ударить по столу открытой ладонью. Отец частенько так привлекал мое внимание.

— Выходи, — голос Дягилева звучит убийственно. — Выходи сейчас же.

— Нет, — вскрикиваю я так, чтобы он услышал. Вскрикиваю и прижимаюсь пылающим лбом к прохладной лакированной поверхности двери. Господи, что я делаю, что я делаю?

Два ответа на один и тот же вопрос.