(не)хорошая девочка (СИ)

Вся её спина от шеи и до поясницы покрыта белыми тонкими горизонтальными шрамами. Её били. Её явно столько времени били, что кожа не смогла восстановиться да конца.

— Вот это, — папины пальцы касаются спины Эльзы, — это Лизе осталось на память от её последнего Верхнего. Как тебе картинка, дочь? Красиво?

Меня начинает тошнить. И с каждой минутой тошнота становится сильнее. Я ведь знаю, кто был у Эльзы её “последним Верхним”.

— Что это? — сипло спрашиваю я.

— Розги, — буднично откликается папа. — Очень много розг, Соня. Очень много боли. Ты ведь до сих пор злишься, что я тебя ударил тогда. Да?

— Да, — глаза не могут оторваться от спины Эльзы. От этого гребанного свидетельства чьей-то неадекватности.

И… Это Вадим? Делал с Эльзой вот это? Драл её розгами вот так? Вранье ли это? Боже, как мне хочется, чтобы это было вранье…

Но… Что если это правда?

— Мне жаль, что я тогда сорвался, — ровно произносит папа, и это не то, что я сейчас готова от него услышать. — Но одна моя пощечина совершенно не сравнима с тем количеством насилия, что принесет тебе Тема. Тема — это не просто “надеть ошейник”. Не только масочки и прочая гламурная атрибутика. Это плети и ремни. Розги. И в жизни они очень больно бьют. И ни в коем случае не ввязывайся в это назло мне. И потому что тебя в это тянет парень — не надо. Ни в коем случае, Соня. Лучше скажи мне, кто он, и я его в землю закопаю, потому что он тянет мою дочь в дерьмо, которое её коснуться не должно.

— Ты сам в этом дерьме, папа, — у меня на самом деле не так уж много сил на споры, но все-таки я их наскребаю. — Да, я об этом знаю. Так почему тебе вообще есть дело до моих увлечений? Я же не лезу к твоим.

Я получаю от папы, наверное, самый тяжелый взгляд в своей жизни.

— Мои “увлечения” стали причиной моего развода с твоей матерью, — саркастично цедит отец. — Просто потому что один раз я на ней сорвался. Это недопустимо, но я сорвался. Я был в завязке, считал, что контролирую это. А контролировать можно, только давая выход. Ударил твою мать один раз. Без “только” Соня, даже один раз — это больше, чем нужно, ровно на один раз. Она подала на развод. Знала бы ты, скольких взяток мне стоило добиться опеки над тобой, ведь Наталья орала во все горло, что я психически неуравновешен. Вот это — цена отказа от моих “увлечений”. Я — садист, я это осознаю, другим быть не умею, но пытаюсь контролировать. И не говори, что у тебя то же самое. Ты пытаешься быть Нижней. Совершенно не понимая, что это значит.

Я его почти не слышу на самом деле. Я пытаюсь отвести взгляд от покрытой шрамами спины Эльзы. И думаю. Одну только мысль.

Неужели?

Неужели правда?

И вот это — другая сторона Дягилева? Моего Хозяина?

29. Не все сбывается

— Соня, просто учти, — ровно произносит мой отец, поднимаясь из-за стола, — я не дам тебе вляпаться. Попробуешь снова поехать в какой-нибудь клуб — ей богу, я добьюсь, чтобы тебя отчислили из университета. Ты и шагу без моего разрешения не сделаешь, если будешь упорствовать и искать на задницу неприятностей. Нужно будет тебя запереть — я запру. Уж не знаю, что за муха тебя укусила, что за пубертат и выходки в двадцать с лишним лет, но пойми сейчас.

— Как мило, папа, — я криво улыбаюсь резиновыми губами. — Снова шантажируешь? Мы ведь это проходили уже. И один раз я уже из дома ушла.

— Больше не уйдешь, — сухо пожимает плечами отец. — Тема — это тебе не “забавное увлечение”. В Теме ломают и калечат людей. Причем, в основном, женщин. Моя дочь от этого пострадать не должна. Я тебе не позволю.

На этом наш с папой “откровенный разговор” окончен. Он уходит. Серьезно — лучше бы мы поговорили про пестики и тычинки, после них вряд ли бы на душе воцарилась бы такая сосущая тишина.

В столовой остается только Эльза. Остается и долго смотрит на меня, не говоря ни одного слова. Она уже снова надела футболку, но её спина, расчерченная белыми тонкими полосами шрамов, по-прежнему стоит перед моими глазами.

— Прости, что выдала, — наконец нарушает молчание она. — Пойми, я правда не хочу, чтобы ты пострадала. Тебе в Теме не место.

— Отстань, — измученно прошу я. Мне хочется тишины. Пустоты. Побыть наедине с мыслями и понять хотя бы что-то. И точно не того, чтобы эта птичка каркала мне на ухо.

— Соня, он ведь тебе об этом не сказал, так? — кажется, Эльза поставила себе за цель вынести мне мозг. — Не воспринимай это на свой счёт. Для него это просто интрижка с дочерью врага и конкурента. Если бы дело было всерьёз — он бы уже рассказал, потому что это утаивать просто нельзя.

Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу её так, что сводит легкие и становится сложно дышать. Нельзя ненавидеть за то, что она говорит мне правду, но я её все равно ненавижу.

Ведь Вадим и вправду ни слова мне об этом не сказал…

Как хорошо быть маленькой девочкой, можно заткнуть уши и не слушать. А когда ты взрослая, затыкать уши и не слушать неприятную правду не принято.