Не кровный Брат (СИ)

В тот день у меня опять случилась жуткая истерика, не хуже той, что была сразу после разрыва. Во мне ещё жила надежда, что Кирилл приедет и мы поговорим. Но он не приехал. Ни в этом году, ни в следующем… А потом я перестала ждать. Любить не перестала, а ждать прекратила. Это было бесполезно.

Я билась как со стеной, упиваясь одна своими страданиями.

Невольно погрузилась в воспоминания.

После расставания родители не могли вытащить меня из депрессии. Я не ходила на учёбу, все дни лежала, глядя в стену. Молчала или плакала. Даже рисовать бросила. Не могла и всё. Мама с Павлом нашли какого-то психотерапевта и отправили меня к нему.

Помню свой первый сеанс. Он прошёл почти в полной тишине. Я лежала на кушетке в кабинете этой приятной женщины и почти на все молчала или отвечала односложно.

— Лиза, я хочу тебе помочь.

— Мне никто не поможет.

— Ты недооцениваешь силу психотерапии. Давай просто попробуем. Тебе больно. Я могу помочь. Я — твой друг.

— Отстаньте все от меня.

Наверное, ей было со мной очень непросто, потому что довольно много занятий прошло в подобном ключе. Но потом она всё таки нашла ко мне подход, и с последнего сеанса спустя три месяца я выходила уже почти обычная, такая какая я была раньше. Только глаза уже больше не светились так ярко.

После сеансов психолога и курса довольно серьёзных антидепрессантов, я вернулась к нормальной жизни. Снова взяла в руки кисть. А ещё отрезала свои роскошные волосы.

Снова картинка.

Мне двадцать. Стою у зеркала с распущенными волосами, чешу их щёткой. Вспомнила, как ОН восхищался ими, как постоянно трогал их и вдыхал запах. Вспышка ярости. Схватила ножницы, собрала волосы в хвост и отрезала его под самые уши, бросив на пол то, что было роскошными локонами.

Ему назло. Он так их любил. Впрочем, он вряд ли знал об этом, но мне стало легче. Так я попрощалась с ним навсегда. Смирилась, что Кирилл не вернётся. Выкинула почти все вещи, что напоминали о нём.

Осталась лишь собака Гуффи, которую я оставила на диване в своей комнате, и к которой потянулись руки сами собой, как только я закрыла дверь. Я не поднималась давно в эту комнату. Мне было тяжело. Когда приезжала к родителям, мы проводили время только внизу.

Пальцы чувствовали мягкую приятную ткань. Старая, потрёпанная временем игрушка. Кажется, она всё ещё хранит наш запах и нашу историю.

Вспомнила, как я получила её. Это был Новый год.

— Гуффи? — помотала я собакой из мультика в мягком варианте.

— Ага, — засмеялся этот засранец. — Можно сказать, что этот собакен стала нашим купидоном.

— Где ты её только нашел?

— Лиза, у нас проведён интернет в доме, а в гугле я не забанен. Нашёл.

— Спасибо, — поцеловала его в щеку. — Классная!

Тогда я была безмерно счастлива, и ещё не знала, как безжалостно он растопчет моё сердце, как изуродует душу. По щекам покатились горячие слёзы.

Ну вот, я же запретила себе думать о нём, думать обо всём, что было, потому что любые мысли о Кирилле ещё долго заканчивались слезами до икоты — плохие воспоминания вновь вызвали старую боль, а хорошие — тем более.

У себя дома получалось не думать об этом. Но когда оказалась снова в этом коттедже, где всё начиналось и где всё закончилось, поняла, что уже через несколько часов я увижу его, нашла эту собаку, раны как будто вскрылись и кровь засочилась по новой. Всё в этом доме напоминает о нём невольно. Здесь просто нет места, в котором не жила бы наша страсть и любовь в те дни, когда мы ещё были вместе.

Я должна успокоиться. Взять себя в руки. Я не могу до сих пор любить его, но впала в настоящую панику от одной мысли, что он просто приедет сюда, я снова увижу так близко эти серые глаза, упрямые губы…

Он уже не тот мальчишка, которого я знала. Кириллу почти двадцать пять, он — взрослый мужчина. Наверное, ещё более огромный, чем был раньше. Ещё более циничный и злой. Таких людей время делает куда более жёсткими. Я должна помнить об этом и не должна плакать о нём.

Но плачу.