Не кто иной, как я

- Что вы там болтаете, директор? - вмешался Муравьед.

Заработала глушилка, и Диллингэм не смог разобрать более ни слова. Он снова остался один. И неприятности его не шли в сравнение с неприятностями Уустрица.

Не успел Диллингэм отключиться, как "переводчик" снова ожил.

- Не кто иной, как я...

О нет!

- Значит, вы можете подключаться и в космическую сеть? Удивительное достижение для того, кто четыре тысячи лет провел под землей.

- Несмотря на некоторую ограниченность в движениях, я следил за прогрессом, как бы ничтожен он ни был.

- Поэтому вы и говорите на моем языке, даже без "переводчика"? Пока я лечил вам зуб, вы на расстоянии скопировали записи "лингвиста"?

- И это было.

- Так почему бы вам не пользоваться современным разговорным языком вместо этих старомодных виршей?

- О смертный, это не в моей натуре.

- Мне кажется, что не в вашей натуре было бы убивать человека, который пытался вам помочь. Дважды. Но, конечно, я не джанн и не мне судить о ваших моральных устоях.

- Я на Рискухе буду ждать тебя.

У Диллингэма комок подступил к горлу.

- Вы нашли быстрый корабль?

- Я сам себе корабль.

Час от часу не легче. Опасности, которые, казалось, маячили где-то вдалеке, становились реальностью. Он-то полагал, что робот может подниматься в воздух, подобно автолету, но не способен летать в безвоздушной среде. Он его недооценил.

Диллингэм хотел было посоветоваться с "переводчиком", но передумал вряд ли можно ему доверять. Вероятно, роботу удалось перехватить предыдущий разговор, и он подслушивает все переговоры Диллингэма. В худшем случае робот передаст ложную информацию и тем самым ускорит претворение клятвы в жизнь. Диллингэму придется отказаться от разговоров с пассажирами и экипажем корабля, потому что для этого надо пользоваться "лингвистом". Он понимал, что прижат к стене и может положиться лишь на самого себя.

Но где выход? Джанн выследит его, каким бы методом связи ни пользовался Диллингэм, и будет поджидать на Рискухе.

- Как же вы с вашими способностями проиграли войну? - спросил Диллингэм.

Раз уж от гиганта не спрячешься, можно продолжить разговор. А вдруг удастся узнать такое, что избавит его от неминуемой смерти? Найти бы соломинку - на большее Диллингэм и не рассчитывал.

- Я сам об этом думал постоянно, - признался джанн.

Но горе в том, что нас, детей металла,

Нельзя считать мыслителями... Я

Не смог прийти к разумному решенью.

Они не мыслители. Это важно. Машина послушно выполняет то, что в нее заложено программой, но лишена воображения. А может ли зародиться машинная культура без толчка извне? Где источник цивилизации, представитель которой, джанн, лишен возможности выиграть войну и даже бессилен объяснить, почему он ее проиграл? С другой стороны, разве его, Диллингэма, собственная планета богата мыслителями?

- Но у вас были какие-то предположения? - настаивал Диллингэм.

- Я полагаю, благородство джаннов,

Их ум и миролюбие виной

Тому, что мы не оценили должно

Способность низших особей к обману.

Мы думали: все роботы, как мы,

Умны, миролюбивы, благородны.

Когда же мы подверглись нападенью...

- А я полагал, что агрессорами были именно джанны.

- Нет, смертный, мы той правили планетой

И прочими планетами системы.

Владенья наши простирались вширь

До самых галактических пределов.

Мы свыклись с властью, и тогда рабы,

Те роботы, что были в услуженье,

Восстали. Но, застигнуты врасплох,

Мы, джанны, потерпели пораженье.

Версия джанна отличалась от того, что рассказывали современные роботы, но так часто бывает. Победителям свойственно извращать мотивы и принижать характер побежденных. Джанн производил впечатление более развитого робота, и казалось вероятным, что скорее джанны построили маленьких роботов, чем маленькие роботы - джаннов. Но...

- Если вы построили прочих роботов, кто же построил вас?

- Мы эволюционировали, смертный.

Ты слышал про естественный отбор?

- Но ведь вы же не можете... э-э... размножаться. При чем тут естественный отбор?

- Я сам понять не в силах, как вы, люди,

Сумели широко распространиться

Без инструментов, чертежей и кален.

Две особи встречаются. И все.

Глядеть противно. Крайне ненаучно.

- Не стоит продолжать. А что вы можете сказать о любви?

3

Джанн ответил не сразу. Когда же голос его прозвучал вновь, в нем появились новые нотки:

- Я как сейчас помню свою Джанни, ее руки из сверкающей платины, ее иридиевые зубки... и нашего маленького... Мы его построили вместе. Ничего более совершенного не выходило из-под наших паяльников и отверток... Мой план и план ее...

Те два проекта,

Различные и схожие притом,

Приблизили машину к совершенству...

Но тут пришла беда, и Джанни вдруг

В пыль превратилась в водородном взрыве.

А сын разобран был на составные части,

Тогда как я, беспомощный, лежал

В глубокой яме...

Диллингэм не знал, что сказать. Джанн оказался вовсе не бесчувственным монстром, а личностью, способной к глубоким переживаниям. Если бы не эта проклятая клятва...

"Переводчик" зажужжал и заскрипел. Помехи. Откуда?

Через несколько секунд шум улегся.

- О смертный, почему же я презрел,

Забыл совсем твое предупрежденье?

воскликнул джанн.