Не лги себе

Последнее размышление напомнило мне о невыполненном долге. Кто же этот, с позволения сказать, доброжелатель? Что хотел он изменить в сложившейся судьбе Шахназ, Фатимы и Рашида? Сделать перестановку фигур? Что же, бывает и такой выход… В самом деле, почему бы и нет, если Шахназ и Рашид любят друг друга. О Фатиме думать почему-то не хотелось. Слишком щеголевато выглядела она для того, чтобы облить себя бензином!

Едва рассвело, я пошла к морю. Знакомый подросток уже рыбачил.

— Здравствуй, — сказала я, заглядывая в его ведерко. — Ну, мне все ясно: учиться ты не хочешь, и экзамены тебя не волнуют.

— А я уже сдал. На пятерки. Заранее попросил. Мы с отцом в отпуск уезжаем. В Москву.

Парень, по-моему, привирал. Знаю я особенность этого возраста!

— С гостиницей устроилась?

— Вполне. Даже отдельный номер.

Парень посмотрел на меня уважительно.

— В командировку, да?

— Да. На консервный комбинат.

— Угу, — сказал парень, сосредоточенно глядя на поплавок. — Мать у меня там компоты закатывает. Что, опять с рецептами начудили?

— Да. Вместо корицы черного перцу бухнули.

— Правда? — удивился парень и, поняв, что я шучу, заулыбался.

Я присела рядом с ним на корточки, еще раз заглянула в ведерко. Там плавали головастые рыбешки.

— А зачем ты врешь? — вдруг спросил парень. — Вчера сказала, что в колхоз приехала, сегодня — на комбинат. Привычка у тебя такая, да?

В самом деле, что за мелкое лукавство? Я покраснела и, чтобы не отвечать, отвернулась. Да парень и не настаивал на ответе. Как истинно восточная натура, молчанием он не тяготился. Так в добром ненадоедливом соседстве мы просидели полчаса. За это время он натаскал с полдюжины бычков.

— Послушай, у вас бывают случаи, что женщина сжигает себя?

— Бывают. Огонь очищает от позора.

— Да ведь это глупость! Я понимаю — броситься в огонь ради подвига. Но спасовать перед сплетней!

— Конечно, — помедлив, согласился парень. — Теперь это редко случается. А почему ты спрашиваешь?

— Так, слышала… Даже верить не хочется.

— У нас так, — сказал парень, положив удочку на песок, — женщина с женщиной поругается и, если про нее что неверно сказали, кричит: «Я сожгу себя, потому что это неправда». Покричит, и все…

Я задумалась. Что же тут было неправдой, из-за чего Фатима собиралась сжечь себя? Рашид обманул ее, уверяя в своей любви? Знала ли она о его прежней привязанности?

Почему я задаю себе все эти вопросы, так и не поговорив с Фатимой? Ведь опасность быть сожженной угрожает именно ей, а не Шахназ, которая, забыв девичью стыдливость, бегает к чужому мужу.

Я решительно поднялась с песка, заранее чувствуя всю правоту своих действий.

— Ну, будь здоров, рыбак! Компоты у вас в полном порядке, вчера в буфете пробовала. И пляж отличный. Если завтра не уеду, приду еще.

Впрочем, едва ли приду. Я-то знала, как стремительно начнет разматываться этот клубок, из которого уже потянута ниточка. Только успевай управлять фигурами.

Уходя, в последний раз оглянулась на море. Солнце ярко освещало прозрачную воду и песчаное дно с длинными редкими водорослями. Движение волн увлекало их то в одну, то в другую сторону. Так хорошо было смотреть на их колыхание. Юркие мальки сновали между водорослями, и когда быстрым движением рыбешки касались дна, на том месте поднималось и тут же рассеивалось легкое песчаное облачко. А сверху до самого горизонта словно разлита голубая эмаль.

— Приходи еще! — крикнул вдогонку парень.

Культтовары открывались в девять, а часы показывали уже четверть одиннадцатого. И тем не менее в магазине ни одного покупателя. Одна из девушек вязала на спицах что-то легкое и пушистое, две другие постигали эту науку, стоя подле вязальщицы.

— Здравствуйте, девушки!

— О-о, ваша ручка сломалась! — дружно заахали девушки.

— Я потеряла ее. Была на пляже и…

— Не горюйте, она все-таки непрочная, хотя отделочка у нее красивая. Хотите шариковую?

— Лучше химический карандаш и какую-нибудь несложную точилку… А где же Фатима?

— Уехала к матери, в горы. Мать у нее заболела.

— С мужем?

— Если мать помрет, поедет и он. Тогда все поедем.

Девушки даже не скрывали, что им очень хочется поехать в горы, хотя бы и по такому грустному поводу. Впрочем, когда вдоволь выпьешь вина и закусишь жареным барашком — этим непременным спутником и похорон и рождений, — думаешь только о том, как хорошо жить на свете.

— А зачем вам Фатима? — спросила одна из продавщиц. В глазах да и в голосе у нее было нескрываемое любопытство.

— Вчера вас было здесь четверо, а сегодня только трое.

Девушки взглянули на меня разочарованно. «Только-то! — говорил их взгляд. — И вы не заметили того, о чем говорит весь город». Право же, не стоило спрашивать о Фатиме ради простого счета! А ведь, пожалуй, в сущности своей они не злые. Просто городок мал и скучен, как все курортные городки в межсезонье.

Огорченная непредвиденным обстоятельством и зная, что за это мне влетит от редактора («Так вы даже и не поговорили с женой Рашида?! Однобоко, однобоко решаете вопросы, товарищ Румянцева!»), я отправилась в дом Шахназ.