Путь, которым вёл нас Мех, оказался в разы длиннее обычного. У меня даже ноги немного устали, а ещё я продрогла. Но хоть зуд прекратился — надо ещё мази у Рахата попросить. Не дай бог, ночью снова начнёт чесаться!
С этой мыслью я толкаю дверь лазарета и захожу, Гюле следует за мной. Главный лекарь дворца «никого не ждёт» — это сразу видно по его напряжённому выражению лица.
— Драгхалла… — в ужасе шепчет Гюле.
Она почему-то пытается выбежать в коридор, но я оказываюсь быстрее — захлопываю дверь и преграждаю путь резвой пышке.
— Нет, Гюле, — я мотаю головой, — ты никуда отсюда не уйдёшь, пока Рахат тебя не осмотрит.
— Как ты умудрилась уговорить его осмотреть служанку?! — подруга шипит на меня змеёй. — Он главный лекарь дворца! — тычет пальцем в Рахата.
Деньги и драгоценности творят чудеса…
— Какая разница? — развожу руками.
— Так и знал, что этим всё закончится, — цедит сквозь зубы лекарь и смотрит недобрым взглядом на Гюле.
— Знал он! — служанка упирает кулаки в пухлые бока. — У тебя совет спросить забыла!
Что происходит? У этих двоих явно есть претензии друг к другу. Только я не в курсе.
— Не хотите объяснить госпоже, в чём дело? — даю строгости в тон.
— В нём, — фыркает блондинка и кивает на лекаря. — Старый ишак — любитель пощупать молодых ослиц!
— Не было такого! — парирует «старый ишак».
— Было! — напирает Гюле.
— Не ты ли бросила меня, пообещав стать госпожой?! Казнить меня мечтала!
— Только одну часть твоего тела, — пышка зло поджимает губки. — На гильотину!
— Молчать! — я не выдерживаю.
В лазарете воцаряется гробовая тишина. Но, кажется, я слышу, как трещат по швам нервы этой парочки. В общих чертах их претензии друг к другу мне понятны. А старик Рахат, оказывается, не такой уж старик! В смысле, вполне бодрый дедуля.
— Позвольте мне уйти, госпожа, — ярость Гюле спала, теперь она давится слезами.
Тут даже осмотр лекаря не требуется. Тошнота, аппетит не в меру, эмоциональные качели. Вон плачет стоит. Мне жаль подругу.
— Иди, Гюле. Позже поговорим, — отпускаю её.
Пышка вылетает из лазарета пулей и хлопает дверью на прощанье так, что от стены отваливается плитка. Сила любви!
— Простите, госпожа, — Рахат принимается извиняться, — не думал, что вы приведёте ко мне Гюле. Я верну вам награду, — суетливо достаёт из деревянной коробки кошелёк с монетами и перстень.
— Убери, — качаю головой. — Я не собираюсь отнимать у тебя то, что дала. Но хочу получить объяснения.
— Гюле понесла от Шахаана? — вместо них Рахат задаёт вопрос.
— Похоже, так, — отвечаю сухо и жду всё-таки объяснений.
— Я оказывал Гюле знаки внимания, — вздыхает лекарь, — она кокетничала со мной, но держала на расстоянии. Говорила, что я для неё староват. А я не старый! — оправдывается. — Я просто седой…
— Что насчёт «ишака и ослиц»? — складываю руки на груди.
Рахат, помрачнев, хватается за склянки и, чтобы успокоиться, берётся расставлять их на полке:
— Гюле застукала меня с одной из кухарок. В подсобке, где хранят муку и крупы… Но ничего не было!
Или просто не успело случиться. Значит, обвинения пышки в адрес «ишака» небеспочвенны.
— Не передо мной тебе надо оправдываться, Рахат, — замечаю без эмоций.
— Я пытался, госпожа! Но Гюле не стала меня слушать. Вместо этого она решила поверить сплетням, которые распускали обо мне прислужницы. И однажды, когда я в очередной раз пытался поговорить с Гюле, она заявила, что станет госпожой и казнит меня.
Боже, эта женщина страшна в гневе… И бездумна. Стремясь выйти за Шаха замуж, она забеременела и осталась совсем одна.
— Ты любишь Гюле, Рахат? — стучу пальцем по скуле, внимательно глядя на лекаря.
— Очень… — вздыхает. — Как мне помочь Гюле, госпожа? Как вернуть её любовь?
— Как вернуть — сам думай, — фыркаю, едва сдерживаясь, чтобы не обозвать его ишаком. — А помочь можешь. Ты должен взять Гюле в помощницы.
— Нет, — печально мотает головой, — она не согласится.
— Гюле не в том положении, чтобы выбирать. Если Шахаан поймёт, что она понесла от него… — я замолкаю, не в силах сказать страшное.
— Но Лейла, госпожа… Она не отпустит единственную служанку.
— Это уже мои проблемы. Придумай лучше, как вернуть доверие любимой.
Драконица создаёт слишком много проблем. Всем. Как говорят у нас в Комптоне — хватит это терпеть.
Глава 32. Жёсткие решения во имя любви
Глава 32. Жёсткие решения во имя любви
Утром от моей аллергии почти не остаётся следа. Пятна с кожи практически сошли и не чешутся — мазь Рахата сотворила чудо. Ну а незначительные нюансы помогает скрыть пудра. Красота! Жаль, похвастаться некому.
— Уле, — вздохнув, откладываю косметику и смотрю в зеркало на джинну, — ты случайно не знаешь, Лейла провела ночь с господином? Или?..
Лицо моей служанки вытягивается от удивления, а я понимаю, что погорячилась. Тяжесть лежит камнем на сердце и заставляет зря открывать рот.
— Лейла была в покоях господина? — удивляется Уле.
— Забудь, — снова принимаюсь прихорашиваться.