Не люблю поддавки

— Про Юльку? — удивилась Лариса. — А что про нее знать? Фу-ты, тоже мне Барбара Спрайт или, как там ее, Шарон Стоун. Я их все время путаю.

Если ты про Юльку хочешь что узнать, так у меня надо было спрашивать, а не у Гены. Ему же все равно, кто ему дверь открывает, когда он свою жопу поднять ленится!

Мы подъезжали к областной больнице, и врач, подавшись вперед, негромко и четко указывал мне, как удобнее проехать и к какому подъезду нужно будет подогнать машину.

Нас уже ждали два санитара с носилками и два врача с капельницей и прочими интересными медицинскими штучками.

Выскочивший из машины первым врач четко скомандовал:

— Сразу в оперблок. Анестезиолог на месте?

— Все на месте, Константин Павлович, — ответили ему и занялись Крамером.

Через минуту Крамера уже не только вынесли, но и внесли и даже захлопнули за собою дверь.

Мы остались с Ларисой вдвоем. Виктор на «Ладе» не стал заезжать во двор больницы, а остался поджидать меня на выезде.

— Вот теперь можно и покурить, — спокойно сказала Лариса и нагнулась к передней панели «БМВ». Она вынула из «бардачка» пачку «Парламента» и предложила мне:

— Будешь, Оль?

— Нет, спасибо, — ответила я, вынимая из сумки свои сигареты.

Мы обе присели на лавочку около больничного подъезда и закурили.

Лариса внешне успокоилась и даже вести себя начала почти как нормальный человек.

— Ты знаешь, Оль, — сказала она, — когда Гены рядом нет, кажется, я даже и дышу по-другому.

Свободнее. Ведь это такой гемор быть его женой!

Деньги есть, а покоя нет. Каждая неделя приносит какую-то неприятность.

Я промолчала. Лариса покосилась на меня, выпустила дым вверх и спросила напрямую:

— А что вы там делали?

— Где? В лесу? — спросила я.

— А меня, кроме леса, больше ничего и не интересует. Пока, — ответила Лариса. — Так что?

Гена сказал, что он поедет на стрелку, и вы решили поболеть за своих? А вторая чернявая с широкой кормой тоже из болельщиц?

— Она моя коллега по работе и подруга, — сказала я, немного обидевшись за Маринку, но заострять внимание на этом не стала.

Что поделаешь: судьба дала мне неплохой шанс, как бы изнутри изучить семейный мир Крамеров, и ради этого можно было и промолчать разок. Ведь мое расследование смерти Юли Пузановой все еще не было закончено.

— Можно сказать, что случайно оказалась в лесу, — продолжила я. — Мы с друзьями отдыхали там и уже возвращались, когда увидели вас. Да ты, Лариса, и сама все видела. Вот, собственно, и все.

Не могли же мы равнодушно пройти мимо, тем более что, хоть и очень поверхностно, с Геннадием Петровичем мы уже были знакомы.

— А как вы с ним познакомились? — не унималась Лариса. Она решила использовать до конца полученную возможность поговорить со мною.

Я даже подумала, что из нее получилась бы неплохая журналистка, только вот над лексикой пришлось бы поработать немного. Но для этого сгодился бы и Сергей Иванович. Он бы лихо правил Ларисины статьи, если, конечно, она решилась бы стать пишущим журналистом.

— С Геннадием Петровичем?

— Ну как ты познакомилась со мною, я помню, — заметила Лариса, — с Геной, с Геной.

— Мы занимаемся самоубийством Юлии Пузановой, — сказала я, — и сегодня днем впервые подъехали в офис фирмы «Скат», где она работала секретарем. Тогда и познакомились. Сегодня.

— А, ясно, — Лариса щелчком отбросила свою докуренную сигарету в сторону и выбила из пачки другую. Переминая ее в пальцах, она сказала:

— Трагическая это история и не особо приятная для вас, журналистов, как я понимаю.

— Почему? — Я тоже уронила сигарету и наступила на нее. — Почему именно для журналистов?

— Ну как же? Я что-то слышала, правда, краем уха, что какой-то журнал или газета оказалась причастна к этой трагедии. Типа, какую-то херню написали про девчонку, вот она и напереживалась. — Лариса закурила и посмотрела в землю. — Как я устала, кто бы знал! — сказала она. — Жизнь моя — как х…й роман, тоже, что ли, повеситься? Так эта толстая жопа только обрадуется… Раньше я и не догадывалась, куда он ездит, зачем… лучше бы я и продолжала этого не знать, так нет, вызнала все на свою шею. Думала, к любовнице ездит. Сама понимаешь — это дело такое, опасное. Ты замужем? — Лариса задала вопрос вроде небрежно, по ходу, но острым взглядом тут же кольнула меня и быстро отвела глаза.

— Нет, — призналась я.

— Во-от как! — Лариса, теперь уже не притворяясь, сверкнула на меня очами, похоже, записав уже и меня в разряд подозреваемых и возможных любовниц Крамера.

Ну это она зря, ни за какие коврижки. Слишком жирный.

— А удобно быть незамужней журналисткой, — задумчиво произнесла она, — встречи с разными людьми в разных местах. Вроде все по работе и никакой отчетности, никто не следит, никто не спрашивает: где была, куда идешь…

Хлопнула дверь больничного подъезда, и на крыльцо вышла медсестра.

Лариса легко поднялась с лавочки и подошла к ней.

— Ну как там? Режут уже? — спросила она.

— Да, операция началась. Пока все нормально. — Медсестра пошныряла глазами по мне и по Ларисе. — Константин Павлович предлагает вам ехать домой. Все равно пациент не проснется раньше утра. Он под наркозом.