— Что, прямо так и было написано, — переспросила Маринка, — прямо проституткой назвали?
— Ну, проституткой не проституткой, но что гуляет с мужиками — это прописали точно, — подтвердила белобрысая.
— А вы сами читали? — осторожно спросила я.
— Я — нет, — призналась белобрысая, — мне рассказали.
— Да эту газету теперь хрен найдешь, — вмешалась шатенка. — Все ж прочитать хотят, вот и расхватали. Юлька, значит, перед тем как повеситься, написала записку, что, типа, не могу жить с такой славой, стыдно и прочее. И газету эту рядом с запиской положила, чтобы понятно было… Колька, муж ее, так плакал…
— Да, — поддержала ее белобрысая и сильнее закачала свою коляску, — жалко парня. И нормальная же семья была. Кто-то позавидовал.
— Или сглазили, — сказала шатенка, — это, может, Юлькина мать.
— Да ты что? Против своей родной дочери такое задумать? — ужаснулась белобрысая, подумала, привстала и поправила одеяло на своем ребенке.
— А она не против дочери, а против их семьи, — важно произнесла шатенка, — а порча, значит, и перекинулась на Юльку. Вот в прошлом году, помнишь, у Петровны сын утонул? Это она к экстрасенсу ходила и просила, чтобы тот его от запоев вылечил, ну тот и вылечил. Сашка теперь уж точно не пьет.
Мы с Маринкой еще раз переглянулись и встали. Больше здесь узнавать было нечего, узнали все, что было нужно, и даже чуть-чуть лишнего.
— Спасибо, — сказала я мамашкам и пошла обратно к «Ладе».
— Ну, что скажешь, подруга? — спросила я у Маринки, когда мы отошли на несколько шагов.
— А что я скажу? — переспросила Маринка, вздрагивая от очередного «кукареку». — Кто-то отпечатал один номер нашей газеты и подсунул этой Юльке, вот она и того… понервничала.
— Какой номер? — не поняла я.
— Ну, такой же, как и наш, только статью новую всунул, где про Юлю Пузанову написал всякие гадости.
— Не забывай, — напомнила я, — что газету нам принес сам Николай, и она была та самая, что делали мы, ничего лишнего. По логике, он должен был прийти ко мне именно с тем номером, на который и ссылалась его жена.
— Может быть, в этом номере еще какая-то статья есть, — заупрямилась Маринка. Ей понравилась ее версия. — Просто мы не в ту смотрели.
Я помню этот номер, там еще Ромкина статья есть.
И моя, кстати. Но я писала про дома, представляющие историческую ценность, и про кредиты по траншу Министерства культуры, — тут же уточнила она.
Мы подошли уже почти к самой «Ладе», как вдруг справа от нас послышался какой-то крик. Но это уже было не «кукареку», а что-то человеческое и не очень приятное.
Мы оглянулись.
От дома, стоящего первым в ряду пятиэтажек, к нам бежал Николай Пузанов. В руке у него была длинная палка.
— Ой, мама, — прошептала Маринка и быстро открыла дверь «Лады».
Она шмыгнула в салон и крикнула мне:
— Ну ты что там застыла? Хочешь получить дубиной по балде?
Я прыгнула за нею следом, и Виктор, всегда бывший начеку, тут же рванул машину с места.
Я обернулась и увидела, как Коля, поскользнувшись, едва не упал, но быстро вскочил на ноги и, видя, что мы уезжаем, кинул палку нам вслед.
Она не долетела до бампера всего ничего, каких-то несколько метров.
Обе мамашки, сидя на лавочке, смотрела на нашу «Ладу», открыв рты и выпучив глаза.
— Ну вот, — проворчала Маринка, — теперь в этот двор и не сунешься больше, сразу скажут: журналисты-убийцы приехали. Самих еще убьют.
— Или свяжут и позовут Николая, — сказала я, закуривая. — А он точно убьет.
Маринка промолчала, и в этот момент зазвонил мой сотовик.
— О, правильно! — сказала Маринка. — Поговори и давай его мне, я всегда буду держать на нем два пальца наготове.
— Почему два, — не поняла я, вынимая телефон из сумки, — какие два пальца?
— Ну, два пальца, — Маринка потрясла у меня перед лицом рукой, — чтобы сразу моментально нажать «ноль» и «два» и звать милицию.
— Это когда меня убивать будут? — невесело усмехнулась я.
— Ну! — кивнула головой Маринка.
Я наконец-то достала телефон и ответила на звонок:
— Да!
— Салам и шолом, о светоч души моей! — про-, кричал Фима мне прямо в ухо. — Ты где?
— В машине, — ответила я, — а ты?
— И я тоже! — засмеялся Фима. — Кажется, мы с тобой дошли до абсолютной гармонии: испытываем одинаковые ощущения в одно и то же время. Что скажешь?
— Скажу, что у тебя с чувством юмора нелады, — заметила я.
— Это у тебя с ним не очень, солнышко мое, — запротестовал Фима, — ну, я в общем догадываюсь о причине твоего настроения. Я все узнал.
— Что ты узнал?
— Ну ты же оставила мне сообщение через секретаря. Забыла?
— К сожалению, нет, — ответила я, — То есть получается, что ты уже в курсе?
— Можно сказать, что в самом полном объеме, но… — Фима замялся, и я догадалась о причинах.
Их было несколько, а точнее — две. Фима очень правильно опасался говорить по телефону на темы, которые он считал серьезными, а вторая причина была банальнее. Он хотел слить свою информацию не просто так, а при личном общении. Меня это сегодня устраивало, как никогда. С Фимой мне нужно было посоветоваться.
— Ты хочешь что-то предложить? — якобы наивно спросила я, уже зная, чего мне ожидать.