Накинув на плечи одеяло, я пошлёпала открывать. Наверняка это соседка увидела свет в окне и пришла отчитаться, отдать почту, вернуть ключи. На пороге стоял Голованов, собственной персоной, в рубашке с коротким рукавом, льняных джинсах и кожаных слайдерах на босу ногу. Посмотрев с секунду на незваного гостя, я отправилась в уборную. Утро не только красит нежным светом стены древнего Кремля, но и вызывает тошноту у беременных.
– Чего прилетел? – спросила я, уставившись на стакан с водой, который протянул Глеб.
Интересно, на очистных Иркутска вылили в воду восемь цистерн с рыбьим жиром? Иначе чем объяснить эту невыносимую вонь?
– Холод какой, – клацнул зубами Глеб, заграбастал холодными ручищами меня вместе с одеялом и двинулся в сторону комнат, быстро нашёл нужную, с расправленным диваном и включённым обогревателем. – Божечки, как ты здесь живёшь? – ворчал он, усаживаясь на диван, устроив меня сверху, и закутывая в одно одеяло на двоих. Свои ноги он протянул к горячему калориферу, а мои хорошенько укрыл, предварительно потерев ладонями по шерстяным носкам, согревая.
В полной тишине, греясь, мы просидели минут двадцать. Я, немного поёрзав, обхватила коленями крепкие бёдра Глеба, уткнулась носом в шею, почувствовала запах знакомого парфюма, моря, смолы пицундских сосен, нагретых камней на горячем, южном солнце. Меня перестало тошнить, голова не кружилась, сердце перестало истерично дрыгаться, мысли успокоились. Большего облегчения я не испытывала никогда в жизни.
– Цыпа? – поёрзал Глеб.
– Не шевелись, – пискнула я. – Хорошо-то как! Не тошнит, не кружится.
– Не буду, – согласился он, продолжил свою мысль, замерев: – Ты почему убежала, Цыпа?
– Я беременна, – призналась я.
– Знаю, – он пожал плечами. – Я сам отправил к тебе гинеколога, сам велел проверить на беременность, видел результаты. Не успел сообщить лично, мотался в комитет по здравоохранению. Повторю вопрос: почему ты убежала?
– Не хочу, чтобы ты думал, что я специально забеременела, навязываться не хочу, – буркнула я, прижимаясь носом сильнее.
Хорошо-то как! Не тошнит, не штормит, пахнет приятно.
– То есть, в восемнадцать лет завалиться ко мне в постель накануне моей свадьбы ты могла. Примчаться, сломя голову, перед моим разводом – тоже. Оставлять трусы, серьги, один бог знает, что ещё, в моей квартире – могла, а подождать до вечера, чтобы обсудить со мной беременность – нет?
– Ты подумал, что я специально забеременела, – вздохнула я. – А я…
– Нет, Цыпа, я так не думал. Ты, конечно, крайне изобретательна в достижении своих целей, всегда готова отравить мне жизнь, подкинув дровишек на костёр под мою задницу, но залёт – не твой метод. Помимо меня, ты ещё чертовский любишь себя.
– Зато ты меня не любишь! – дёрнулась я, голова тут же закружилась, Глеб мягко поймал меня, прижал к себе, вернув в исходную позицию. – Ты Лию свою любишь, – процедила я, борясь с желанием вцепиться зубами в тонкую кожу шеи, чтобы Голованову стало больно, так же невыносимо, как мне сейчас.
– Не произноси матерных слов при ребёнке, особенно «Лия», – ответил Глеб с улыбкой. Почему-то я была уверена, что он улыбается. – Слух у нашего ещё не сформирован, но от дурных привычек лучше избавляться заранее. И я люблю тебя, действительно, люблю, – погладил он меня по голове.
– Почему тогда не говорил?
– Серьёзно? Дать тебе такой козырь в руки? Отдать собственное сердце, чтобы ты его покромсала на мелкие кусочки, слопав вместе с нервной системой? Но раз уж так получилось, я привёз тебе своё сердце вместе с рукой, – Он внимательно посмотрел на мой ликующий, победный взгляд и добавил: – По локоть, по всей видимости.
Потом мы немного целовались, чуть-чуть обнимались, а после я уснула, на этот раз крепко, без крутящихся мыслей вокруг коляски, знаков зодиака, пособия, полагающегося матери-одиночке, и предстоящего ремонта – не приносить же ребёнка Голованова в неуютную квартиру с древними обоями...
Проснулась через несколько часов, по квартире ходил Голованов, из кухни аппетитно пахло говяжьим бульоном. Там же я нашла пакеты с доставкой еды и из интернет-магазина всем известной спортивной марки.
– Могу не глядя купить.
Глеб показал взглядом на новые кроссовки сорок какого-то размера, мужской бомбер, толстовку и тёплые штаны. Утеплился.
– Я бульон сварил, зелень добавишь по вкусу. Заказал пиццу, удон, бургеры, выбери, что хочется. Если что-то другое, скажи, закажем. Время есть.
– Я хочу хамсу пряного посола, – уверенно сказала я. – С белым шоколадом с клубничной начинкой, – по мере того, как я говорила, мои глаза расширялись от ужаса. – Это даже звучит отвратительно, Голованов! Что ты со мной сделал? Самовлюблённый, напыщенный эгоист! Не мог сам забеременеть, феодал-узурпатор?! Конечно, женщина же никчёмное существо, только и способное, что рожать!
– Слава богу, Цыпа, ты вернулась! Я уже всерьёз испугался, что придётся жениться на нормальной женщине. А, нет, всё пучком, – засмеялся он. – Поторопись, у нас самолёт через четыре часа и свадьба через три недели. Ты где хочешь свадьбу, дома или в рэсторане?