Ещё Нюта узнала, почему Коля в первый раз вышел потным, запыхавшийся. Он много занимался спортом, помимо того, что ходил в служебный зал, постоянно дома отжимался, поднимал здоровенные гири, штангу, подтягивался. Иногда просил Нютe лечь ему на спину и отжимался прямо с ней, порой на стульях, что приводило её в какой-то неописуемый восторг. Коля был очень, очень сильным! Нюта со своими пухлыми пятьюдесятью пятью килограммами, попой и объемом груди ощущала себя рядом с ним невесомой Дюймовочкой.
Это было совершенно бесподобное чувство, когда Коля легко поднимал её, чтобы приседать с ней на руках. Особенно ей нравилось лежать на его спине, обхватив шею руками, прижав щеку к горячей коже. Качаться, словно на большом, теплом матрасе, чувствовать, как заходится от удовольствия сердце, учащается дыхание, слезятся глаза, сами собой приоткрываются губы. Иногда Коля останавливался, перекатывал Нюту под себя, упираясь руками, чтобы не придавить, смотрел так, что тысячи фейерверков взрывались в голове и животе Нюты. Целовал, порой по-настоящему, жадно и жарко, но никогда не переходил грань, которую мысленно провела Нюта, даже под кофточку ни разу не забрался, гладил только по ткани.
Нюта почему-то считала, что последнюю черту переходить рано, нужно подождать. Кого или чего ждать – объяснить не могла, не свадьбу же, только говорила Коле, что пока рано. Он терпеливо соглашался.
Пришло время, когда Нюта пожалела о своём необоснованном упрямстве. Сначала у неё началась сессия, и по закону подлости у первокурсников выпадала она на начало декабря, а не на январь или даже февраль, как у старших курсов. Пришлось ехать в Мурманск, снимать там квартиру напополам с той самой подружкой, с которой Нюта «усиленно готовилась к сессии». Потом, не успела она вернуться в родной городишко, Коля ушёл в свою первую в жизни автономку.
Нюта рвала, метала, злилась на себя, укоряла. Вспоминала шальные глаза Коли, раскрасневшиеся вовсе не от спорта щёки, уши, которые тоже становились красными в такие моменты, и думала, что большей дурочки, чем она, земля не рожала. Ведь он хотел близости, она тоже… хотела, просто отчего-то упрямилась, ждала, придумывала отговорки. Одну глупее другой, а теперь сидела в одиночестве, глазея на море, покрытое льдом у берега.
Боялась? Страшно было, но не сильно и вообще – природой заложено, значит, совсем ужасно не должно быть, иначе человечество бы вымерло. Стеснялась? Совсем немного, самую-самую чуточку. Может и Коля стеснялся, откуда Нюта могла знать? Говорят, у мужчин намного больше комплексов в интимной сфере, вдруг у Коли они есть, а она ещё отказывала! Ой, глупая, глупая!
В день, когда подлодка Коли вернулась, Нюта проспала дольше обычного. Всю ночь ворочалась, волновалась, страшно боялась, что Коля её разлюбил. За что её любить-то? За ослиное упрямство? За отказы? За то, что ругалась постоянно, когда Коля на ерунду деньги спускал? Правильно Маша говорила: угождать мужчине надо телом, а не делом. И подарки принимать с благодарностью. Нюта же ровно наоборот поступала, конечно, Коля её разлюбил. Точно разлюбил!
– Нюта? – На пороге комнаты появился папа и будничным тоном, словно делает так каждый день, сказал, что подлодка Коли уже несколько часов, как стоит у причала.
Нюта подорвалась в одну секунду. В отчаянии рванула в ванную, потом схватила первые попавшиеся джинсы, нацепила свитер прямо на футболку, в которой спала, проигнорировав бюстгальтер, засунула ноги в сапоги, обмотала шарф поверх куртки, помчалась вниз по лестнице.
– Шапка! – крикнул следом папа. – Капюшон хоть надень, – услышала Нюта сквозь отцовский смех, когда проскочила три пролета.
В общежитии Коли не оказалось, телефон не отвечал. Нюта побежала к причалам. Объект военный, посторонних не пустят, но она постоит у проходной, потопчется под бетонным навесом, дождётся. Нюта как никто знала, что личный состав не покидает судно в тот же миг, когда причаливает к берегу. У команды хватает забот, у простого лейтенанта тем более.
Нос начал мерзнуть даже под шарфом, под капюшон пробирался колючий ветер с моря, пальцы ног застывали, ладони спасали только глубокие карманы куртки, но Нюта стойко ждала Колю под пристальными взглядами других военных и семей, которые подтягивались к причалам, встречать мужей, сыновей, братьев.
Когда наконец появился Коля, у Нюты уже зуб не попадал на зуб,.
– Нюта? – спросил он, уставившись на встречающую, ей оставалось только кивнуть, и нахмурился: – Пришла? Зачем?
Нюта стояла, смаргивала слёзы, которые упорно ползли по щекам, успевая остыть, добравшись к губам, и молчала, не зная, что сказать. Разлюбил?.. Разлюбил!
– Ты же окоченела вся! – ещё сильнее нахмурился Коля. – Пойдём, я тебя домой отведу.
– Не пойду, – всхлипнула Нюта.
– Как это не пойдёшь? – скрипнул зубами Коля. – Заболеешь же ж!
Своё «же ж» он даже прошипел, и Нюта сжалась.
– Не пойду, – заупрямилась она.
Нюта столько ждала, нос отморозила, шею, ноги, кажется, даже в трусы холод пробрался, коленки вовсе отваливались! Нет уж, никуда она не пойдёт, с места не сдвинется.