Не любовь. Не с нами

Из-за капризов дочки я почти опоздала, влетела в последнюю минуту, нарвавшись на недовольный взгляд старшего администратора. Речи о чашечке кофе или чая не могло идти, так что я ограничилась стаканчиком воды из-под кулера, смирившись с тем, что это и есть мой завтрак. К обеду разболелась голова и живот, но я стоически улыбалась посетителям, заполняла формы, записывала на приём, оформляла медицинские карточки.

В обед заявилась совершенно жуткая тетка – вылитая бабка Ёжка из Дашиных сказок, – и начала пытать меня, ментально выворачивая руки. За час беседы я узнала, что врачи нынче – не то что во времена её молодости – форменные неучи, бандиты с большой дороги, кровопийцы и аферисты. Самой главной аферисткой была признана я, как осмелившаяся озвучить стоимость приёма доктора наук, который, к тому же, принимал только по понедельникам, а сегодня пятница. В чём, естественно, оказалась виновата тоже я.

Бабуся исходила криком, грозила прокуратурой, Роспотребнадзором, адовыми муками всем присутствующим, наслать порчу, в крайнем случае – понос на меня лично, в конце же схватилась за сердце, почему-то справа, и начала оседать с криками:

– Убили, уморили, изверги!

В это время на пороге появился сам владелец клиник. Понаблюдав пару минут, как я хлопочу над трясущейся ненормальной старухой, причем больше трясясь сама, отодвинул меня в сторону. Лихо заговорил с безумной, на ходу измеряя пульс. Бережно поддерживая под локоток, повёл в сторону своего кабинета, бросив на меня вопросительный взгляд.

Через полчаса из кабинета Глеба выплыла старуха, как Царевна Лебедь, прошествовала мимо, аккуратно закрыла дверь с противоположной стороны и была такова. Следом появился Глеб, мгновенно, как по мановению волшебства, нарисовалась вторая администратор-регистратор, которая до этой минуты пряталась в подсобном помещении.

– Ирина? – Глеб внимательно посмотрел на мой бейдж, словно не знал моего имени, и никто не догадывался, чья я жена. – Пройдите ко мне. – С этими словами он развернулся и направился в свой кабинет.

Не оставалось ничего другого, как понуро поплестись следом. Был бы это мой муж, я бы конечно устроила маленький победоносный скандал, но передо мной шел владелец заводов, пароходов и клиник, целое начальство, к тому же патриархально настроенный неандерталец – мне ли не знать?!

– Поешь. – Глеб показал взглядом на пару булочек на своем столе и кружку кофе с молоком, у меня предательски заурчал живот. Повернул защёлку замка, закрыв дверь, подошёл к столу, уселся, буравя меня взглядом, и сказал: – Цыпа, ты уволена.

– Что? – поперхнулась я сдобой и искренне возмутилась: – За что?  

Да, был скандал. Но разве я виновата, что бабка совершенно невменяемая. Может быть, у неё старческий маразм или сколиоз головного мозга? На моём месте могла быть любая другая девочка, на месте ненормальной тётки – дурной дед, и всё получилось бы точно так же: клиент качал права, возмущался, брызгал возмущенно слюнями, а регистратор только молчал, осознавая глубину собственной беспомощности.

Всё это я высказала начальству, похоже, всё-таки бывшему. Но не молчать же.

– Атеросклероз сосудов головного мозга, а не сколиоз, – поправил меня Глеб и после минутного молчания добавил:  – Поговорим вечером.

– Поговорим, – вспылила я.

И выскочила из кабинета. И может быть, даже с радаров любви всей моей жизни.

Дальше не стало легче. Оглядевшись, я подошла к Мазде, посмотрела на сверкающую на солнце машину, вздохнула, посмотрела на трясущиеся от обиды руки и направилась к автобусной остановке. Остыну, тогда и решу, на автобусе добираться в родительский дом или вызывать такси. Это когда-то я могла себе позволить мчаться на машине, не умея толком водить, теперь у меня была Даша… Разве можно себе позволить рисковать благополучием родной дочери? Никогда!

В итоге вызвала такси, но домой не добралась, попросила остановиться у набережной, захотелось посмотреть на море. Раз в несколько лет мне было необходимо увидеть перекатывающиеся волны, шуршащую пену у берега, блики солнца на сине-бирюзовой глади, почувствовать солёный аромат, который не могли перебить ни чебуреки, ни дым шашлыков. Нечто неизменное, постоянное, фундаментальное, то, что было таким до моего рождения и останется именно в таком виде после смерти…

– Ира? – услышала я у берега знакомый, но забытый голос.

Обернулась. На меня смотрела Алёна – бывшая подруга, оставшаяся в прошлой жизни в Иркутске. Совсем не изменившаяся. Такая же худая, русоволосая, с задорной улыбкой и ямочками на щеках. Помнится, эти ямочки сводили с ума многих парней, иногда сильнее и надёжней моей красоты.

– Что ты здесь делаешь? – уставилась на меня бывшая подруга.

– Я здесь живу, – пожала я плечами.

– А, точно! – хлопнула себя по лбу Алёна. – Ты же откуда-то из этих мест.

– Ты с Вадимом? – заглянула я за спину бывшей подруги, вдруг вспомнив, почему подруга бывшая.

– Каким Вадимом? – нахмурилась Алёна. – Вебером, что ли? – назвала она фамилию, которую я не вспоминала уже четыре года, несмотря на то, что предыдущие шесть прожила с её носителем. – Нет, конечно.