— Не знаю, — пожал плечами Жерев. — Мы остались ночевать у стены, иначе Викле потребовал бы с нас ещё дерева за ночёвку. Когда я проснулся, нашёл выпотрошенного Керага… — По лицу лесоруба заходили желваки.
— И это всё?
— Угу.
Хасл тяжело вздохнул и огляделся. И кого они ищут?
— Это не к добру, — мрачно проговорил Эрли, и все опять с ним согласились.
***
Внизу, под холмом, перед ними открылись Серые поля, поросшие одичавшей пшеницей и сорняком, местами заболоченные, местами покрытые лёгкой серой дымкой — испражнениями Зверя. У болота стояли развалины каменной мельницы, и ветер скрипел её обветшалым колесом, частично погружённым в давным-давно превратившуюся в болото речку. Этих мест заклятья Друга почти не достигали, над землёй часто висел лёгкий туман, иначе многие перебрались бы жить сюда. Хоть здесь и не водилась живность, а для постройки домов не было материала, одной пшеницы хватило бы, чтобы прожить — её можно выменять на что угодно. Но Зверь осквернил и эти места, по слухам, иногда наведываясь сюда самолично.
— Горы, — сказал Некпре, тыча копьём в отвесную стену, отделяющую долину от остального мира. — Всегда смотрю на них и думаю — а что там?
— Ничего, Друг же говорил: всё погибло, — ответил Жерев. — Мы сюда не на горы смотреть пришли.
Хуторянин пожал плечами и принялся тыкать копьём в разные стороны:
— Откуда тогда появился чужак, если всё погибло? И что нам вообще здесь делать? Чужак не может спрятаться ни в болоте, ни в тумане, ни в поле. Нам нужно проверить только мельницу, но и туда человек в здравом уме не сунулся бы.
— Откуда ты знаешь, что он человек? И что у него есть ум?
— Тебе об этом судить ещё сложнее, — парировал Некпре.
— Да ладно? А чего ж ты тогда отцу не сказал, что здесь нечего делать?
— Сам-то со своим много спорил?
— Пошли на мельницу, — сказал Хасл, прерывая спорщиков. — Проверим её, а после всё-таки прочешем поле там, где поменьше тумана. Раз нам задали дело, нужно сделать его как можно лучше, так нам говорит Учитель.
И спорщики замолчали, как это обычно бывало. Иногда Хасл специально вставлял какие-нибудь слова Друга в разговор, чтобы его слушали, и чаще всего это работало.
Они выстроились в шеренгу на расстоянии десяти шагов друг от друга и зашагали к мельнице. До неё было полмили, и люди не торопясь прошли это расстояние за полчаса. Поле как будто пустовало, и всё же Хасл хотел проверить все проходимые места.
— Пшеница всё мельче и мельче, — печально проговорил хуторянин уже у самой мельницы. — Скоро, говорят, совсем выродится.
— Нам-то с этого что? — фыркнул дровосек. — Я хлеб только во время посещения Друга ем, на Йоль. Это вы…
— Заткнись, — рыкнул Хасл. — Чуете запах?
— Болотом воняет, — сказал Эрли.
— Нет… как будто…
Они осторожно, один за другим, вошли на мельницу. От неё остались только три стены да груды камней, а среди завала то тут, то там торчали иссохшие кости, от которых пахло смертью и страхом. Когда-то здесь погибла уйма народу — десять или двенадцать человек.
Но сегодня на один труп здесь было больше. И этот не успел ещё разложиться.
— Это чужак, — с облегчением в голосе сказал Эрли. — Можно возвращаться.
Они повернулись к Жереву, намереваясь получить подтверждения, но от одного выражения лица дровосека у Хасла на загривке пошли мурашки. Жерев с трудом раскрыл рот, и в его тоне сквозил нескрываемый ужас:
— Это не тот чужак, которого мы видели вчера.
Молодой охотник взял себя в руки и склонился над телом.
— А даже если бы и он, то кто убил этого? — произнёс он, стараясь скрыть страх в голосе.
Над этим трупом неизвестный убийца издевался не так жестоко — разорвал лишь живот, выдрав желудок и кишки, да размозжил лицо. Этот удар в лицо, видимо, и убил чужака, а над требухой убийца работал уже после. Халс понял, что за запах он чувствовал — смесь испражнений и рвоты. Даже кровь почти не пахла по сравнению со смрадом дерьма и не до конца переваренной пищи.
— Его убили пару часов назад, — сказал Эрли.
— Похоже на то.
— Эй, — позвал Некпре, — смотрите, я нашёл его сумку. Здесь какие-то побрякушки… еда… котелок…
— Неси сюда, — приказал Хасл.
Они выпотрошили сумку рядом с трупом. Шило, нитки, одеяло. Твердокаменный хлеб, туесок с какими-то незнакомыми зёрнами, баклажка с чистой водой, полоска мяса. Огниво, котелок, нож. Такие вещи Хасл взял бы с собой, если бы собрался в лес на несколько дней. Да и одежда убитого (та, что не была изорвана и залита кровью) выглядела хоть и поношенной, но пригодной для долгой дороги.
Но нашлись в сумке и другие вещи — золотые и серебряные украшения, гравюра, изображающая какую-то башню, золотое блюдо, и другие абсолютно бесполезные побрякушки.
Это беспокоило. Очень сильно беспокоило. Плохо то, что им нужен Друг, нужен немедленно, а до следующего Йоля ещё две недели.
— Мне страшно, — тихо проговорил Эрли.
— Всем страшно, — отозвался Хасл.
— Здесь что-то ещё… — бормотал Некпре, шаря в сумке. — Вот, тут подшито…
Хуторянин извлёк на свет толстый кошель, в котором перекатывались монеты, и вещь, от которой по спине Хасла, да и всех остальных, прошёл могильный холод.