Не мешайте палачу

– Нет, – заупрямился Алексей, ловко разделывая рыбу и обваливая ее в муке и яйце, – есть законы жанра. И вообще есть законы литературы. Литература не должна быть точным отражением реальной жизни, иначе зачем она вообще нужна. Если в книге все как в жизни, то зачем ее читать? Можно просто в окно посмотреть и увидеть все то же самое. В детективе не должно описываться, как пьяный дядя Вася из-за бутылки подрался с пьяным дядей Петей и убил его. Потому что в жизни эти пьяные дяди дерутся каждый день, ничего необычного в этом убийстве нет и читать про него никому не интересно. Хотя с точки зрения реального отражения действительности в литературе должно описываться именно такое убийство как наиболее часто встречающееся. Помнишь, как нас в школе учили? Отражение типического в типических обстоятельствах. Реализм. Кому этот реализм нужен? Его вон в телевизоре каждый день навалом. А полная и безоговорочная победа добра над злом – это не типическое для наших сегодняшних условий. Вот я про это и хочу читать. Для поддержания боевого духа.

– Ух, раскипятился! – улыбнулась Настя. – Впрочем, вероятно, ты прав. В классическом детективе действительно описывается необычное преступление, редко встречающееся. Ну, может, не редко, но не каждый день. Про банальные убийства, в которых нет тайны, нет загадки, никто и не пишет. А таких банальных преступлений больше половины.

– Вот именно, – подхватил Алексей. – Ты задумывалась когда-нибудь, почему такой бешеной популярностью пользуется вестерн? Потому что в нем есть плохие парни и хорошие парни. И хорошие в конце обязательно побеждают плохих. А зритель радуется, ему приятно, что люди, которым он отдал свои симпатии, оказались на высоте положения и победили. Добро восторжествовало.

– Господи, – вздохнула она, – в тебе проснулся морализатор. Что меня ждет впереди?

– Впереди тебя ждет изумительный жареный карп с гарниром из тушеных овощей. И оставь, пожалуйста, в покое мою книжку, все равно ты ее не получишь, пока я не дочитаю. И нечего на меня смотреть, как кролик на удава, не разжалобишь. Хочешь ощутить свою социальную полезность – почисти морковь и потри ее на крупной терке. Это единственное, что я могу тебе доверить, тут испортить ничего нельзя, кроме твоего маникюра.

Настя послушно поднялась и принялась за морковь. Лешка прав, она не умеет и не любит готовить. Она так и не усвоила, на каком масле и на каком огне нужно жарить картошку, чтобы она получилась вкусной и с хрустящей корочкой. А про мясо и говорить нечего. Хорошо, что Леша купил микроволновую печь, в ней по крайней мере ничего не пригорает, хотя вкус у продуктов, конечно, получается совсем не тот. Если Лешки нет дома, а нужно непременно готовить что-то горячее, она всегда пользуется этой печью. Сам же он предпочитает плиту, и получается у него просто изумительно. Дал же Бог способности!

Она старательно терла морковь на крупной терке, пытаясь сосредоточиться на палаче и его жертвах, но что-то все время отвлекало ее, мешало, как, случается, мешает жужжание назойливой мухи. То ли мысль какая-то забрезжила в подсознании, то ли слово, невзначай брошенное, о чем-то ей напомнило… Она последовательно восстанавливала в памяти весь разговор с мужем. Победа добра над злом. Отражение типического в типических обстоятельствах. Реализм. Пьяные дяди Вася и Петя. Банальное убийство. Тайна, интрига, развязка. Социальная значимость – потереть морковь. Где-то здесь… Что может быть интересного в морковке, которую надо почистить и потереть на крупной терке? Но это точно где-то рядом… Не смотри на меня, как кролик на удава, все равно книжку не получишь, пока я ее не дочитаю. Как кролик на удава. Кролик знает, что удав сейчас его заглотит целиком, но ничего не может сделать. Удав гипнотизирует его взглядом, вызывая оцепенение.

Вот оно. Точно. Господи, Павел! Там, в Самаре, он смотрел на нее, и она чувствовала себя в точности как кролик под взглядом удава. Руки и ноги делались тяжелыми, непослушными, и хотелось полностью подчиниться его воле, сделать так, как он говорит, и все будет просто замечательно.

Она бросила морковь и, судорожно отирая руки о фартук, ринулась в комнату. Как всегда в таких случаях, нужная бумага никак не хотела находиться, хотя Настя точно помнила, что положила ее в голубую папку. Или в зеленую? Черт с ней, можно посмотреть по таблице. Да, первое преступление таинственного палача было совершено 4 февраля, в Уральске. Около одиннадцати часов вечера. В баре «Каравелла». В подсобном помещении. Как назывался тот бар, куда они с Павлом пришли из душной, жаркой пивнухи? Почему она не посмотрела, как он называется! Знать бы, где упадешь… Спокойно, Настасья, не дергайся, ты не посмотрела, но там был еще и Коротков. Он наверняка не такой растяпа, как ты. Он ехал за тобой на частнике и, вполне возможно, разговаривал с водителем. В этом разговоре, если он был самым обычным, обязательно должно было проскочить или название бара, или улица, на которой Коротков выслеживал свою неверную возлюбленную.