Не мешайте палачу

Почему он это делает? Разве объяснишь в двух словах… Он работал на Булатникова много лет, но никогда ему не доводилось видеть горе тех, чьих близких убивали по его заданиям. Он был роботом, автоматом, бездушной машиной. Он привычно подчинялся приказу и радовался, что не надо принимать самостоятельных решений. И вдруг в Уральске, где он оказался по воле случая, он включил телевизор и увидел глаза матерей и отцов, у которых по воле Булатникова отняли детей. В этих глазах горело такое неутолимое горе, такое жгучее страдание, что решение пришло в одно мгновение. Он должен убить всех тех, чья смерть утолит эту ненасытную жажду. И совершенно неважно, что убийцы на самом деле не виноваты. Не имеет никакого значения, что виноваты в этом те, кто заказывал эти серии бесчеловечных преступлений, и те, кто их организовывал – Булатников, Ларкин и он сам, Павел Сауляк. Значение имеет только одно: родители, в чьих глазах он видел невыразимую, нечеловеческую боль, должны узнать, что убийца их детей наказан. Может быть, тогда им станет хоть немного легче. Он ведь знал от Ларкина, с кем конкретно тот работал в каждом случае. Павел всегда контролировал работу своей группы. Он ездил вместе с Ларкиным и смотрел на тех, кого тот выбирал в качестве своего орудия.

Именно поэтому он делал все для того, чтобы причастность его собственных жертв к тем давним убийствам не осталась за кадром. И его расчет оправдался. Все получалось, как он и планировал. Только на душе легче почему-то не становилось. Уже после первого убийства он понял, что делает не то. Но своих решений он никогда не менял. А это решение, пусть и неправильное, пусть жестокое и никчемное, выполняло роль приказа, подчиняясь которому, можно выстраивать свое существование. Раз нет человека, который руководит жизнью Павла, пусть его заменит цель, которой Сауляк будет служить. И оставалось совсем немного…

* * *

Домой Настя пришла измученная. Сегодняшняя встреча с Павлом далась ей так тяжело, что теперь, когда все осталось позади, ей хотелось плакать. Она отказалась от ужина, заботливо приготовленного мужем, и сразу нырнула в постель, укрывшись одеялом до самого подбородка и отвернувшись к стене. Алексей не стал приставать к ней с разговорами, тихо сидел на кухне, раскладывая пасьянс, и только один раз зашел в комнату и предложил ей выпить горячего чаю. Она буркнула в ответ что-то невразумительное, даже не повернувшись к нему.

Ближе к полуночи раздался телефонный звонок. Леша снял трубку, потом заглянул в комнату.

– Ася, Гордеев. Подойдешь, или сказать, что ты уже спишь?

Она молча вылезла из-под одеяла и босиком прошлепала на кухню.

– Деточка, похоже, мы с тобой просчитались, – послышался голос Виктора Алексеевича.

Просчитались. Значит, Павел выполнил задуманное. Они правильно поняли друг друга.

– Сауляк покончил с собой. Отравился точно такими же таблетками, какие нашли у Юрцева и Ревенко. Не надо было нам отпускать его домой.

– Но мы же так и планировали, – вяло ответила Настя. – Вызвать его в Москву и задерживать здесь под благовидным предлогом, пока не станет ясно, кто его следующие жертвы. Предлог благодаря Минаеву нашелся, и все могло бы получиться.

– Могло бы, – вздохнул Гордеев. – Но не получилось. Зато Минаеву теперь от нас не уйти. Материала на него столько – мало не покажется. Завтра утром я иду к руководству, и если все будет благополучно, завтра к вечеру прокуратура возбудит дело против Минаева. Нет, все-таки жаль, что мы Сауляка упустили.

– Жаль, – согласилась Настя.

Ничего не жаль. Зачем ему жить? Только мучиться и других мучить. Когда жизнь так исковеркана, никаким судом и никаким наказанием ее не поправить. Палач привел в исполнение приговор своей последней жертве. Последней в длинном ряду. И не следовало ему в этом мешать.

* * *