Не место для якоря

— Я не помню, чтобы он часто рисовал…  Я-то переехала сюда лет двадцать назад, после замужества, он уже в то время болел, — она задумалась, припоминая, и вдруг оживилась: — Точно, правда ж рисовал! К нему дети забегали всё время, особенно по вечерам на сладкое и за сказками, и он им иногда что-то калякал в тетрадках или помогал подготовить рисунок к изо в школе. Он хоть и старым был, а писал до самого конца четко и уверенно. Но особо этим не увлекался, больше любил выдумывать всякое…  Зайдешь бывало, ребятишки сидят, глаза вылупили и такая тишина стоит, как ни на одном уроке…  А он им какие-то истории рассказывает про пришельцев, зверушек всяких, звездолеты…  Я своим, помнится, когда они малые были, про Алису Булычева читала, как они с папой до планет летают и привозят животных в зоопарк, так вот его сказки это чем-то напоминали. Наверное, тоже своим Илюше с Нинкой перед сном читал. Или жена читала, а он запомнил.

— Так вы их не видели, получается? — уточнила я, не надеясь на положительный результат.

— Нет, деточка, не видела, — Татьяна Ивановна покачала головой. — Ты из-за рисунков что ли приехала?

— Ну да, — ответила я, не скрывая разочарование в голосе. Полгода ожидала я этот момент, пыталась найти объяснение, а всё попусту!

— Почему эти рисунки так тебе важны? — она вмиг посерьезнела и села за стол, нервно теребя в руках тряпку, которой прежде вытирала столешницу.

— Понимаете, я никогда ничего прежде не слышала о Бойко Видинском, но стала рисовать и меня…  обвинили в плагиате, — заметив недоуменное лицо женщины, я пояснила: — то есть мне сказали, что я перерисовала чужую картину, присвоила не свои заслуги. Но я абсолютно уверена, что идеи для моих работ — мои собственные, и то, что у кого-то были похожие, меня настолько удивило, что я нашла информацию об этом художнике и в итоге приехала сюда. А теперь…  видимо, мне не суждено найти ответ.

Татьяна Ивановна смотрела на меня так, словно увидела приведение. Выражение растерянности и некоторой степени ужаса застыло на её побелевшем лице без единой кровинки. Она медленно перевела взгляд на Яна и испытующе на него посмотрела, а потом, по мере того, как она вглядывалась в него и видела что-то, понятное только ей, её губы сжимались в строгую линию, а глаза сужались от затаенной злости.

Но ещё спустя мгновение женщина опустила их вниз, на сжатые в кулаки ладони, а когда вновь обратила внимание на нас, была уже спокойной и собранной.

— Он говорил, что вы можете прийти…  я считала его слегка сумасшедшим. Думала, дед свихнулся на старости лет…

— Откуда Бойко знал, что мы придем? — теперь уже настала моя очередь смотреть на неё оленьими глазами.

— Не то, чтобы знал… — она замялась, подбирая слова, — Скорее, просто надеялся. Верил.

Я молчала, переваривая странные слова Татьяны Ивановны. Кажется, я совсем ничего не понимала. Она между тем поднялась из-за стола, снова взяла тряпку и принялась суетиться по кухне, избегая наших взглядов. Когда же молчание стало совсем тягостным, женщина повернулась и решительно заявила:

— Вам нужно позвонить его внуку. Он, если что, спросит у отца, я же ничего не могу толком объяснить. Главное — расскажите эту историю с картиной. И что вы приезжали сюда ради этого. Телефон я дам.

Она быстро вышла из комнаты, а затем вернулась с потрепанной телефонной книжкой. Перебирая дрожащими пальцами страницы и немного шевеля губами, она нашла нужный номер и кривым подчерком переписала его на выдранный листок. Протянула его нам. От прежней радушной хозяйки не осталось и следа. Нет, она не стремилась нас выгнать поскорее, но глядела слегка настороженно, боязливо, как ведет себя любой суеверный человек, сталкивающийся с чем-то потусторонним, не вписывающимся в его картину мира. Видя состояние этой женщины, у меня даже возникло подозрение, что она могла и вовсе перекреститься, когда ходила за книжкой с номерами.

Ян тоже почувствовал эту нездоровую атмосферу и, быстро допив чай, предложил вернуться в Геническ, ссылаясь на то, что друзья за нас уже беспокоятся. Я была совсем не против, так как ощущала пелену испуга, накрывшую эту комнату. Вскоре необычное поведение хозяйки достигло апогея, когда она ни с того не с сего отказалась брать с Яна деньги за ночлег, никак это не мотивируя, но судя по её невменяемому состоянию, спорить было бесполезно.

Когда мы уже вышли за порог и приготовились в сотый раз благодарить за гостеприимство, она, не выпуская из рук всё ту же тряпку, предложила с таким видом, словно соглашается на прыжок с парашютом:

— Хотите сходить на его могилу? Я вам и дом по пути покажу.

Я вопросительно посмотрела на Яна, не зная, как относиться к такому предложению. Он пожал плечами, дескать, решай сама. По правде говоря, больше всего сейчас хотелось поскорее вернуться в номер и принять душ, а не тащиться по полуденной жаре непонятно куда, но хозяйка вела себя так, словно делает что-то очень важное, причем наступив на горло собственному страху.