Не мир принес

— Менты сказали, что знают, кто это смог сделать, и сразу домой к ней поехали, — всхлипывая, рассказывала Галина по пути домой, — представляешь, Наташка Терентьева, практикантка из медучилища, друг у нее еще есть, помнишь, я тебе рассказывала, лохматый такой, на наркомана похож. У нее как раз тоже смена кончалась, и ключи были от ординаторской, вот она и… А больше некому, ее мать сказала, что она домой не возвращалась, милиционеры к ее другу поехали, он где-то на низах живет. Ну надо же, сучка какая, а мы еще ее подкармливали, вещи почти неношеные дарили, я ей сумку польскую из натуральной кожи отдала… Как же она торк завтра переживет, или тоже звериной породы.

«…и тогда детектив Уайт почувствовал, как свет полной луны наполняет все его тело, даже не тело, а всю его сущность огромной силой, мощью и желанием. Жгучим, непреодолимым желанием. Он понял, что напрасно сидел в засаде ночи напролет, напрасно ждал, потому что зверь все равно не пришел бы, он просто не мог прийти. Потому что зверь — внутри него, зверь — он сам… Зверь оказался хитрей, он умел прятаться и столько времени заставлял Уайта выслеживать… самого себя.

Уайт стоял перед зеркалом и с ужасом наблюдал, как лицо его вытягивается в звериную морду, как растут клыки, заставляя его стонать от боли, как бугрятся мышцы, растягивая кожу, покрывающуюся густой курчавой шерстью. Но самое ужасное было не в чудовищной боли, а в том, что зверь вытеснял сознание Уайта из его тела, овладевал телом, и уже не детектив Уайт поднимал руку, а зверь торжествующе поднимал лапу, любуясь блеском острейших когтей…

И тогда Ненси, увидев изменения в облике своего возлюбленного, в ужасе закричала, а зверь торжествующе повернулся к ней во всей красе могучего хищника.

— Джонни, Джонни, опомнись, — вскричала Ненси, протягивая к нему руки, — ты же сильней, Джонни, ты должен сопротивляться! Я люблю тебя, Джонни, только вернись скорей!

— Поздно, — торжествующе прорычал зверь, — Джонни больше нет и не будет, он — жалкий слабак, теперь ты только моя!..

— Барсик, бросай ты эту лабуду читать, гаси свет, — сказала Галина, сладко зевая и обнимая Белова за плечо. — Луна-то какая, с такой луной можно и без света читать.

Белов отложил сценарий и дернул за шнур ночника, Галина нежно обняла его поперек груди и потерлась подбородком о его плечо. Какая же она свежая, милая, сладкая, желанная.

— Соскучился, Барсик? Ну подожди, милый, — прошептала она, — я ночнушку сниму, а то ведь опять проснусь с шарфиком на шее, хулиган ты этакий, агрессор сексуальный…

Утомившись от любовных ласк, Галина заснула, уткнувшись Белову в плечо, а он лежал с открытыми глазами и смотрел в окно на полную луну. Действительно, луна сегодня была на редкость хороша, самый пик полнолуния, даже невооруженным глазом хорошо были видны ее океаны и моря, никогда не знавшие воды. Странно, что ничего подобного он раньше не замечал. И звуки, оказывается, насколько богата звуками ночь. Вот где-то вдалеке прогрохотал товарняк, вот захрустел коробкой передач при подъеме на мост поздний таксист-левак, вот тявкнула во сне собака в будке, наверное, ей привиделся давний недруг — соседский кот. И запахи, запахи вокруг, миллион запахов: запах крахмального белья на постели и свежих наволочек, запах легких Галиных духов, запах сушащейся рыбы, что привез Коля с последней рыбалки, запах химикатов из набора «Юный химик», что подарил он сегодня Ванечке, запах Дика-Джуниора, которого давно пора помыть, запах от большой говяжьей кости, что Дик заныкал под крыльцом дома на черный день…