Не/много магии

Александра Давыдова Не/много магии

Вчера

Ниточки и марионетки

В канун осеннего равноденствия девяносто седьмого года, когда барон Монтгомери приехал погостить в имение Тейтов с женой и маленьким сыном Эдгаром, произошли ровно три странные вещи.

Старый электромеханик, яростно пыхтя и поминая всевышнего всуе, проклял к вечеру и котлы, и проводку, и налетевшую из-за леса грозу. Сеть то и дело сбоила, узлы проводов рассыпали искры, а барон Тейт даже позволил себе громко чертыхнуться при гостях, когда посланный им разряд вместо того, чтобы закрыть окно, чуть не обрушил люстру на обеденный стол.

Всегда спокойный, послушный и «шелковый» Алекс, племянник Тейтов, подрался с Эдгаром и был заперт в своей комнате без ужина, чтобы подумать о неуважении к гостям и плохом поведении. Там он уселся на подоконник и глядел в дождливую темноту, пока глаза не заслезились, а под утро делился с кузинами сказками о призраках и демонах, которые завелись в имении — не иначе, как проникли с «этими Монтгомери, дьявол их забери».

А наутро, когда гости уже забрались в мобиль и долго махали на прощание, а их сын Эдгар пытался изящно гарцевать на механическом коньке — сбитом криво и не слишком красиво, зато собственными руками — младшая из дочерей Тейтов, Джулия, обнаружила у себя в комнате на подоконнике мертвого голубя. С золотистыми бусинами застывших глаз, обугленными взъерошенными перьями и обгоревшими «до корней» крыльями. От ее визга Эдгар даже свалился с коня. Хотя потом неоднократно доказывал отцу с пеной у рта, что просто неловко потянул за повод, «и нечего тут шутить».

С той осени минуло десять лет.

* * *

— Тогда принц сел на коня и… — тут все затаили дыхание, глядя, как принц из золотистого картона пытается умоститься на коня из белого папье-маше с гривой и хвостом из толстой коричневой пряжи. Главное — не спутать ниточки, чтобы после долгой скачки можно было расцепить фигурки.

— И поехал за своей прекрасной принцессой. Жила она в башне, — картонное жилище принцессы было внушительным — возвышалось даже над верхней рамой самодельного театра. Стены башенки были раскрашены сеткой красных чернил, издали казалось — и вправду кирпичная кладка, а на крыше из тонкой жести поблескивал солнечный зайчик.

— Ехал он через поля и луга — тык-дык, тык-дык, тык-дык, — Анна постукивала друг о друга гладкими боками камушков, загодя выковырянных из садовой дорожки. Марго и маленькая Вилма, стараясь не хихикать и не сталкиваться лбами, вели принца с конем через бумажные заросли.

— А когда наконец приехал, закричал во все горло — эгегей! — принцесса выглянула из окна башни, обрадовалась и спрыгнула прямо к нему в объятия, — Джулия, прищурившись, быстро дернула за нитку. Картонная принцесса в платье из обрезков полосатого шифона спорхнула на голову принцу. И коню.

— И они вместе ускакали в закат, и жили потом долго и счастливо.

— А почему не в рассвет?

— Алекс, ты, как всегда, не мог помолчать? — Анна надулась и сделала вид, что собирается кинуть в кузена камушком.

— К тому же, это только вторая репетиция. Может, он в итоге вообще ускачет в сказочный лес. Или в царство Фаты-Морганы, — Маргарита улыбнулась, и тут же сразу нахмурилась. Нитки от принцессы, принца и коня все-таки перепутались.

— Сразу видно — девчоночий спектакль, — Алекс подошел к театру и скептически уставился на сцену. — Могли бы спросить меня, прежде делать кукол. Их можно было вырезать из жести, тогда нитки вовсе не понадобились бы.

— Нет, — Джулия, закусив губу, посмотрела на кузена, — тогда с нами не могла бы играть Вилма, с ней еще никто не занимался электростатикой. А уж динамикой…

— Что, лучше мучиться с нитками после каждого спектакля?

— Лучше. Так мы играем поровну, и ни у одной куклы нет преимущества перед другими.

Алекс насмешливо приподнял брови. Башенная крыша дернулась раз, другой, поехала вбок и с тихим звоном грохнулась прямо на середину сцены, помяв треугольнички бумажного ельника, пальму с зелеными лентами вместо листьев и цветы из разноцветных булавок.

— Тогда вам стоит сделать все из картона. А то, глядишь, преимущество получат декорации.

* * *

Искры взлетали над гладкими темными камнями подъездной дороги. Тяжелый, гулкий звон копыт, обогнав всадника, влетел в раскрытые окна имения и заметался по комнатам и коридорам. Эдгар подъезжал к дому Тейтов, легко придерживая повод одной рукой и уголком рта улыбаясь, вспоминая себя — избалованного ребенка, который выклянчил десять лет назад у отца разрешение ехать в гости на недоделанном, необъезженном коньке.