Не могу без тебя

Сейчас почему-то вспомнился пегий попугай, которого хозяин хотел научить говорить. «А попугай не хотел никого развлекать, он хотел есть свою еду, которая полагается ему по штатному расписанию, — шпарил Колечка. — Купили, кормите! За одну красоту кормить можно. Как приличный попугай, он, конечно, быстро выучил и повторял про себя, чтобы не позабыть, то, что говорили ему и между собой хозяева, только соединял слова так, как ему нравилось. У него получалось не „попка-дурак“, а „Димка-дурак“, хозяина звали Димкой. Или „Изабелла-дурак“, так хозяйскую жену звали. Или „Белла плюс Рома — любовь“, так звали близкого хозяйского друга. Или „Пятьдесят сверх, и дело в шляпе!“ Этот Рома был деловой человек, самый нужный для Димы и Изабеллы, приносил им блестящие игрушки!» Такого типа истории рассказывал Колечка им на ночь и уходил к гостям.

Марья часто возвращала его: «Сыграй!» Сейчас, принимая казнь вселенским холодом, позвала: «Сыграй!»

Он возвращался, когда она его звала, распахивал дверь её комнаты и маминой и тихо, так чтобы слышно было только им двоим, начинал играть. Он любил Чайковского, больше всех композиторов. И сейчас она услышала свой любимый «Октябрь» из «Времён года».

«Пройдёт зима, Маша, — сказал Колечка, закончив играть, — солнце согреет тебя!»

Конечно, придёт к ней солнце, только надо потерпеть. А пока нет солнца, есть горячая вода и вылизанная тётей Полей ванна. В горячей воде согреются и разожмутся челюсти, и отойдут, покалывая, ноги и плечи, и она расслабится наконец в тепле.

Мысли рвутся тревожные и спасительные. «Ты не продаёшься, не покупаешься, как и Колечкин пегий попугай, который всю жизнь отказывался говорить, не желая превратиться в игрушку, и лишь однажды, умирая, в лицо хозяина выплюнул всё, что думал о нём, всё, что говорил каждый день про себя».

То, что она написала, — важно, так как это правда. И не надо ждать за это платы. Люди прочтут, вот и плата. Не сейчас, через пять лет, позже, но прочтут обязательно. И это главное. А Игоря с Альбертом — не судить. Они не играли с ней. Они любили её. Как умели. Дети появились в их жизни раньше, чем она. Разве можно бросать детей?!

Уже близко дом, ещё один переулок.

Она — в лодке. Солнце пришло, как обещал Колечка. От воды поднимается тепло. В лодке Алёнка с Борисом Глебычем. За спиной Ваня и дядя Зураб. Дядя Зураб поёт, глухо, неразборчиво. Сейчас, ещё одно мгновение, и Марья поймёт то, о чём он поёт. Она знала грузинский язык и забыла. Она вспомнит. Вот сейчас. «Вечен водный солнечный путь. Вечна память по ушедшим. В солнечных лучах не растопится. В солнечной воде не растворится».

Главное — не предать. Алёнку, Бориса Глебыча, саму себя. Она не продаётся и не покупается.

И муть в голове растаяла. Директор издательства, Кирилла Семёнович, Владыка тоже ведь родились людьми! Но они позволили червячку, зародившемуся в них, вырасти в уродца, с хапающими лапами и хищными, лживыми пастями. Вот если бы не мимикрия, их увидели бы настоящими, какими видит их Марья. Пусть её опус десятилетия пролежит в ящике письменного стола, зато она не даст разгуляться червячку, который и в ней есть, и в ней.

Клясться Марья не умела, но посреди грохочущей улицы, задрав голову к серости низкого, набухшего людскими обидами и болями неба, к колкому снегу, вместо клятвы невразумительно для самой себя твердила: «С вами я, с вами!», сама не очень понимая, с кем — «с вами». И чувствовала, как нелепое её бормотанье, и колкие ядра снега, и ветер, и её храбрая борьба с собственным тщеславием очищают её от скверны ненавистного ей мира.

Шла она домой — за свой детский, облупившийся письменный стол.

Тётя Поля открыла дверь, увидела, как она замёрзла.

— Сичас, чай, у меня — малиновое варенье! Сичас!

А потом Марья шагнула в ванную, полной струёй выпустила горячую воду — скорее возвратиться к самой себе!

И снова она — пишет.

Глава называется — «История одного инфаркта». Герой — Колечка. Это он написал с таким названием сценарий. Выбрал в свой фильм актёра глазастого, рассеянного, нечёсаного, в мятой одежде. Усадил против себя в студии, яркую лампу приклонил к столу, чтобы свет не мучил, сказал:

— От вас зависит фильм. Вы работаете в КБ. Вас не интересует, что происходит вокруг, вы никого не видите, ничего не слышите, вы — изобретатель. Не от мира сего. Вы — редкий экземпляр. Чтобы нам с вами не наломать дров, вот вам телефон, поезжайте к одному такому чудаку, очень талантливому человеку, он расскажет вам, чем занимается.

Колечка-режиссёр разглядывает своего героя. Грудь — узковата, под глазами — мешки, от недосыпания бывают такие мешки, и от пьянства бывают, и от больных почек.