Не могу остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Иоанн был подростком — обычным подростком середины VI в. н.э., — когда бросил изучение искусств и наук, в которых настолько преуспел, что удостоился почетного звания «схоласта», и предался монашеской аскезе в пустыне Синай. Эта суровая местность несколько веков притягивала святых отшельников, поскольку считалось, что именно здесь Моисей получил от Господа Десять заповедей. Желая избежать «опасностей рассеяния и отдохновения»[31], Иоанн покинул огромный монастырь на вершине горы Синай и обосновался в скромной хижине на склоне. Там он «ревностно читал священные книги и писания святых отцов, став одним из самых знающих учителей церкви», и прославился самоотречением, смирением, послушанием и истовой верой.

Одно только ревностное служение не приковало бы к Иоанну внимания историков, изучающих психические расстройства. Этому способствовала «Лествица, или Скрижали духовные» — сочинение, благодаря которому он удостоился прозвания Иоанна Лествичника, начатое им в возрасте 75 лет в сане настоятеля монастыря Св. Екатерины на горе Синай. Среди правил восхождения души к христианскому совершенству оказалось самое раннее известное нам описание ОКР-подобной компульсии. Речь идет об искушении предаваться «мерзким помыслам» по обольщению «самого лютого из наших врагов и супостатов», коего «нечестивые, непостижимые и неизъяснимые слова внутри нас не душа наша произносит, а богоненавистник бес, который низвержен с небес»[32].

Компульсии, религиозные и прочие, очевидно, родились не в шестом веке. Нетрудно представить себе неандертальца, компульсивно запасающего бивни мастодонта. Но свидетельства на протяжении веков после Иоанна Лествичника настолько редки, что всеобъемлющий труд 1995 г. «История клинической психиатрии: происхождение и история психических расстройств»[33] содержит главы, описывающие отношение общества буквально к каждой душевной болезни, известной человечеству, — кроме компульсии. Причина, как утверждает один из авторов книги, Герман Берриос из Кембриджского университета, что «мы не смогли найти социолога, который смог бы глубоко проработать тему».

Это служит препятствием для «поведенческой археологии» — изучения форм, принимаемых компульсией в различные эпохи, и восприятия этой проблемы обществом прошлого. Из редких исторических свидетельств явствует, что до конца XVII в. компульсивные мысли и действия считались следствием сатанинского вмешательства и исцелялись священниками. Медицины как системы и организации, которая могла бы оспорить право церкви диагностировать и лечить религиозные компульсии, не существовало. В XVIII в. медицина, наконец, становится профессиональной сферой деятельности, и с этого момента в немногих описанных случаях компульсия нерелигиозной природы рассматривается преимущественно как милая эксцентричность, чудаковатое, но безобидное проявление многообразия человеческой натуры. Прежде чем крайние формы компульсии могли быть отнесены к числу неврологических расстройств, врачи должны были узнать, что головной мозг является органом, отвечающим за когнитивную и эмоциональную функции, что произошло лишь около 1800 г. Но и после того, как компульсии стали рассматриваться как следствие некоего сбоя в мозге, врачи яростно спорили — насколько яростными вообще могли быть споры между благовоспитанными учеными мужами викторианской эпохи, — к какому именно типу расстройств они относятся. Отголоски этой битвы умов ныне звучат в непрекращающихся дебатах о том, где пролегает граница между безумием и нормальностью и почему адаптивная эмоция — тревога — может выйти из-под контроля.

Вмешательство дьявола

Мысленные компульсии — мысли, от которых не удается избавиться, — одолевали множество благочестивых людей, в том числе будущих святых, и «неизменно объяснялись прямым вмешательством Сатаны», как писал родоначальник американской психологии Уильям Джеймс[34]. Преследовали они и обычных людей, например англичанку Марджери Кемп. Родившаяся около 1373 г., она стала автором первой англоязычной автобиографии, которую, будучи неграмотной, надиктовала. Марджери признавалась в «многочасовых нечестивых мыслях и воспоминаниях о блудодействе и всяческой скверне»[35], в особенности о «мужских членах и иных подобных мерзостях». Ей никак не удавалось изгнать из головы мысли об «оголенных членах». Тот факт, что у Марджери было четырнадцать детей, каждый может истолковывать, как сочтет нужным.