Не могу тебя забыть

Потом, уже в душе, Олег вдруг представил, что никуда сегодня не поедет. Он останется дома, сделает себе свежий чай, который заварит так, как когда-то его научил доктор – щепотка черного, щепотка смородинового листа, веточка сухой мяты и ломтик лимона. Такой чай бодрил и был очень вкусен. Пока он будет завариваться, Федотов решил спуститься в магазин – небольшой супермаркет был буквально в двух шагах от дома. И купит там сыр, свежий хлеб и масло. Еще хорошо бы купить яиц, и тогда он сделает себе яичницу. Вытираясь после душа, Федотов почувствовал лютый голод. Он вдруг понял, что отвык завтракать. Чашка кофе на работе и булка – чаще всего были его единственной едой почти до вечера. Каждодневная круговерть убивала голод, а вечером накатывала усталость, за которой следовал мгновенный сон. Обстоятельнее всего он ел во время перелетов, и то, если был один. Если он летел в компании коллег, то отвлекали на разговоры. «Ну, нет! Так не годится! – вдруг подумал он. – Я же просто зомби стал!»

Федотову расхотелось влезать в свой костюм, бриться, спешить, а самое главное, он не хотел никого видеть. «Я имею право на несколько свободных дней. И я воспользуюсь этим правом!» – решил он и тут же сделал несколько звонков. Сначала он удивил водителя, потом помощника, потом двух своих замов. Затем наступила очередь Шпаликова.

– Правильно. А то от тебя остались одни кости! – отреагировал тот.

Вообще-то Олег мог не звонить Шпаликову. Тот был почетным пенсионером, в управлении появлялся нередко, но частным образом. Но Олег, человек ответственный и трудоголик, вдруг решил проверить правильность своего поступка. Это было немного странно, но у взрослого и очень самостоятельного Федотова были авторитеты. Это были Шпаликов и доктор Владимир Анатольевич, врач преклонного возраста, который когда-то сделал Олегу операцию и фактически спас ему ногу. Эти двое – Шпаликов и доктор – были своего рода советчиками, которые иногда требуются всем, включая людей очень правильных и дисциплинированных.

Олег сделал так, как планировал, – заварил чай и пошел в магазин, где купил сыр, молоко для кофе и три глазированных сырка. Сырки – это лакомство с детских лет. В интернате кто-то любил эскимо, кто-то шоколад, Федотов обожал сырки.

Дома он обстоятельно накрыл стол и принялся завтракать. Он нарезал бутерброды кусочками, пил чай и смотрел в окно. За окном шумели воробьи, люди и машины. Федотов наслаждался одиночеством и собственным домом. Сквозь это блаженство проникала мелкая досада – ему не хватало сына. Об Инне он старался не думать – одна мысль, что она с кем-то в отпуске, могла отравить ему весь этот неожиданно спокойный день. Позавтракав, Федотов загрузил тарелку, блюдце и чашку в посудомоечную машину. От этого нехитрого занятия он тоже получил удовольствие, отчего сам над собой посмеялся. «Глупцом себя чувствую, но мне нравится все это – свои стены, покой, домашние дела и особенно то, что мне никуда не надо спешить!» – подумал он и стал неторопливо изучать афишу московских театров. Через полчаса тщательных поисков он отправил Ане Кулько эсэмэс: «Как вы относитесь к опере? Что, если “Евгений Онегин”? Новая постановка?»

Ответ пришел через несколько минут. «А как вы к ней относитесь? Мне важно, чтобы человек рядом тоже получал удовольствие». Прочитав это, Федотов усмехнулся – ответ он разгадал. Между срок читалось, что Аня к опере никак не относится, про новую постановку ничего не знает, но признаваться не хочет.

«Я – с удовольствием схожу!» – написал он. «Значит, решено!» – написала она. Места он забронировал самые лучшие. Покончив с билетами, Федотов отыскал на полке Джека Лондона и, удобно устроившись на диване, принялся читать.