Не мой, не твоя (СИ)

Они оглянулись. Нина смутилась, покраснела, тут же суетливо принялась что-то распечатывать на принтере, не поднимая глаз, ну а завуч вздернула подбородок повыше и прошла мимо, не поздоровавшись в ответ.

Остальные учителя, которых я встретила в коридоре и вестибюле, тоже предпочли притвориться, что меня не видят. Будто боялись, что дурная слава заразна.

Забрав документы и свои вещи, я как можно скорее покинула гимназию. А пересекая школьный двор, наткнулась на группку мальчишек из десятого. В отличие от учителей, они не стали делать вид, что не замечают меня. Наоборот. Развернулись, открыто меня разглядывая. Сначала бросил кто-то один:

— Она, она, сто пудов. Иначе бы не уволили.

— А прикольно было бы директрису отжарить. — хохотнул другой и тут же зачем-то громко окликнул меня. — Марина Владимировна!

— Рот закрой! — цыкнул на него третий. — Вообще отвали от нее.

— Да ты чего, Темыч?

— Ничего! Отвали, сказал. И не лезь к ней.

Я оглянулась. Это был тот самый Казаринов. Мне вдруг стало нестерпимо стыдно и горько, а я думала, что во мне все чувства, кроме тоски по дочери, умерли…

* * *

Хуже всего то, что я так и не знала, что с моей Оленькой. Несколько дней караулила у дома свекра — войти больше не могла, он теперь держал ворота закрытыми — но тщетно. Ни разу не видела ни ее, ни свекрови. Закралось подозрение, что они ее куда-то увезли.

В опеке тоже ничего толком не говорили. До руководства достучаться не получилось. Однако одна из сотрудниц, видимо, сжалившись, подтвердила, что кто-то сверху «настоятельно попросил». Собственно, я и так это знала.

— А мы же просто пешки, нам сказали — мы исполняем. Хотя вообще-то всегда стараемся оставить ребенка матери. Даем время исправиться, даже если что-то есть такое… Но тут прямо сразу в оборот… А вы знаете что? Вы найдите работу, официальную, и обязательно возьмите характеристики, ну чтобы было с чем в суд идти. И юриста хорошего наймите.

Уже наняла. И юрист советовал то же самое, но вот как раз с работой возникли ожидаемые трудности. Чертова запись в трудовой отпугивала всех, словно делала меня какой-то прокаженной. «Вы нам не подходите» — сыпалось отовсюду, куда бы я ни ходила на собеседования. Даже если поначалу меня хотели принять, позже перезванивали и отказывали.

Казалось, я тщетно пытаюсь пробить глухую стену. От безысходности порой просто не хотелось жить… И только мысли об Оленьке, хоть и раздирали сердце в кровь, но и заставляли как-то держаться.

* * *

Я зависла возле полки с детскими соками. Тыквенный — любимый у Оленьки. Рука автоматически потянулась за коробкой, но затем я опомнилась. И сразу же на глаза навернулись слезы. Так теперь случалось со мной иногда, не то чтобы часто. Но вот, бывало, какая-то мелочь напомнит о моей девочке, и сразу горло перехватит…

— Вам плохо, — кто-то тронул меня за локоть. А потом и вовсе назвал по имени-отчеству. — Марина Владимировна, вам помочь?

Я посмотрела на женщину. Лицо было знакомо, но смутно. Узнать ее во всяком случае я не могла, хотя точно где-то с ней виделась. Она, наверное, догадалась, потому что тут же представилась:

— Я мама Артема Казаринова. Помните? Вы на педсовете тогда выступили за него. Я никогда этого не забуду. Давно хотела вас поблагодарить, да сразу не получилось, а потом все как-то…

Она виновато вздохнула и улыбнулась.

Ах да, точно. Теперь и я ее вспомнила.

— У вас хороший мальчик, — выдавила и я в ответ улыбку, припомнив заодно, как он недавно вступился за меня перед одноклассниками.

— Да, спасибо. Я знаю про вашу ситуацию, мне Артем рассказывал, — помешкав, призналась она. — Говорят, и в школу вам теперь дорога закрыта. Так жаль…

— Если б только в школу, — горько усмехнулась я.

Она понимающе покачала головой. Может, не стоило было вот так чужому человеку жаловаться, но это ее сочувствие что-то во мне надломило. Да я ей была благодарна уже за то, что она не отвернулась брезгливо, как все прочие, а хорошие искренние слова я и вовсе забыла, когда последний раз слышала. Поэтому, наверное, так и размякла сразу.

— А вы оставьте мне свой номер. Как с вами связаться? Я спрошу у мужа, у них там вроде недавно искали кадровика.

— Спасибо, конечно. Вы, может быть, не знаете, но уволили меня по статье. Я не хотела бы подводить вас или вашего мужа.

Она пожала плечами. А телефон я всё-таки дала, ни на что, впрочем, особо не надеясь. Но уже на следующий день мать Казаринова мне перезвонила.

— Я поговорила с мужем. Да, им требуется кадровик. Про вас я ему рассказала, все нормально. Он попросит за вас, если что. Только сразу скажу, место это временное. Сотрудница ушла в декретный отпуск. Да и завод у них на ладан дышит. Вроде как хотят его не то закрыть, не то перекупить. В общем, там тоже всё очень зыбко, все на нервах, сокращения идут. Муж у меня сам переживает, что не дадут до пенсии доработать. Но кадровик там как раз нужен. Вы подумайте…

Что уж тут думать, когда выбирать не из чего. Я поблагодарила ее, записала под диктовку телефон и адрес.

— Завтра сможете подъехать?

— Смогу!

Господи, неужели хоть что-то наконец сдвинулось с мертвой точки?