— Кете, — тихо начал он. — Я не понимаю из-за чего ты страдаешь? Я ведь не сделал тебе ничего плохого. Ну, не считая того, что украл. Я даже не овладел тобой, когда мое сознание было под властью отвара, хотя очень хотел. Но ты просила не делать этого. Мною было сделано все, чтобы тебе было здесь хорошо. Я думал, что этого достаточно, чтобы ты поняла — твои чувства взаимны.
На последних словах я дрогнула, прижалась к орку крепче.
— Ты лжешь, — прошептала в ответ. — Ты сам говорил, что я не в твоем вкусе! Ты играешь на моих чувствах!
Дагон тихо рассмеялся:
— Пташка, ты сама называла меня чудовищем еще с первой встречи. А тогда и вовсе разгромила мои покои, обвиняла невесть в каких намерениях. Что я должен был сказать, видя такую "благодарность" на спасение королевской особы?
— Прости, я больше никогда не буду называть тебя чудовищем.
— О, нет! Называй, мне даже нравится.
Я тихонько засмеялась, наслаждаясь моментом единения. Наконец, впервые за много дней после того злополучного праздника, мне было хорошо. Но спокойствие нарушили мои же мысли.
— Постой, — я вырвалась из его рук, прямо взглянула в глаза. — Это все равно ничего не меняет. Я никогда не смогу делить тебя ни с кем. Мы разные, Дагон.
Он окинул меня внимательным взглядом, задумался, а после кивнул и оборонил:
— Я что-нибудь придумаю, Каталина.
Вряд ли, тут невозможно что-то придумать. Но я все же ободряюще улыбнулась.
А потом перевела взгляд на виднеющийся сквозь деревья храм и спросила:
— Сколько лет орки приносили в жертвы своих детей, Дагон?
Он вздрогнул, поморщился как от зубной боли.
— Это только Траган мог рассказать. Я прав?
— Почему же?
— Потому, что он на половину человек. Чистокровные орки произносить в слух это не любят.
— Но вы ведь делали это?
— Не мы, а предки. И отвечая на твой вопрос — несколько столетий, Кете. Это и стало причиной того, что наш народ столь скрытен. Если бы нашу историю записывали, то весь мир узнал бы это противную правду.
Перед глазами пронеслись чужие воспоминания, ярость и боль.
— А много было тех, кто не желал менять покровителей?
— Нет, всего пять родов. Но и их быстро истребили за неподчинение. К чему ты все это спрашиваешь?
— Просто… я кое-что видела. Я не знаю, как сказать… Ты поверишь мне?
Орк снисходительно улыбнулся.
— Смотря, что ты скажешь.
— Значит, подумаешь, что я свихнулась. Но, все равно расскажу.
Я подробно описала происходящее в тот раз, когда впервые увидела все.
Дагон крайне заинтересовался, попросил показать те руны, которые я тогда тронула на алтаре. Стоило войти в храм, как нити оплели Дагона золотистым коконом, а их углов послышались тысячи голосов, требующих того же, что и в прошлый раз.
Увы, Дагон не видел ничего. Выглядел он очень задумчивым, мне даже показалось, что он точно что-то знает, но пока не говорит.
— Завтра я дам тебе некоторые книги из своей библиотеки, — сказал орк, когда мы уже вернулись домой. — Попробуешь найти что-нибудь об этом? Книг много, один я долго провожусь с этим.
Конечно же, я согласилась. Мне и самой очень хотелось знать, какого черта происходит и почему именно я вижу все это.
Тепло попрощавшись с Дагоном, которому удалось сорвать с моих губ пару поцелуев, я, окрыленная, направилась в сторону общих покоев, но чуть не снесла с ног Ису, которая вынырнула из поворота.
Эта гадина, как всегда, горела яростью и ненавистью. Думаю, она умудрилась стать тайной свидетельницей милейшей сцены наших объятий и поцелуев. Сама виновата, нечего по углам шастать и подглядывать!
— Радуешься? — ядовито выплюнула Иса.
— Конечно, — весело отозвалась я, наслаждаясь ее гневом. — Чего бы мне не радоваться? У меня все хорошо.
— Надолго ли?
— Хм, — я сверкнула обворожительной улыбкой. — А ты здесь надолго ли? Смотри, скоро пинка под зад получишь.
— Ты переоцениваешь свои сомнительные прелести.
— Зато ты недооцениваешь. И вообще, Иса, чего тебе надо? Дел нет? Почитай что-нибудь, а то только ядом прыскаешь. Или читать не умеешь?
— Ты, дрянь, можешь скалить зубы сколько угодно. Все-равно сбежишь после очередного праздника, который окажется для тебя пугающим. Я так смеялась, когда ты убегала из города. Правда, надеялась, что уже и не вернешься.
— О, нет, милая моя, — теперь уже мой голос сочился ядом. — скоро ты убежишь отсюда и более не вернешься.
Тогда я даже не представляла, что это случится настолько быстро.
— Когда-нибудь я рожу Домину сына и попрошу в качестве подарка твою белокурую голову на блюде, Кете. А отказать в подарке матери первенца нельзя, какой бы дар она не попросила.
— Эх, Исельнир. Ты все только говоришь. Скорее уж я рожу ему сына. А ты никогда никого так и не родишь. Кстати, интересно, как только Дагон не задумался о том, что пора сменить фаворитку? Ведь понятно, что ты просто бесплодна.
Последние слова задели девушку пуще всех остальных — кожа ее побледнела, а лицо превратилось в восковую маску. Я заметила, что рука, которую она прижала к своей шее, дрожит.
— Ты чертовски пожалеешь о своих словах, человечка.