Неожиданно она кивает, потирает руки выше локтей:
— Холодно, пойдем в дом?
Надо же, и правда холодно, а я и не заметил.
— Пойдем, — киваю.
Очень скоро я оказываюсь на маленькой кухне. Здесь все дико старое — обшарпанный стол и табуретки, видавший виды гарнитур, газовая печь моего возраста, не меньше. Но зато чисто, а еще обалденно пахнет чем-то печеным. Мой желудок моментально реагирует и начинает вовсю ворчать.
— Ты голодный? — спрашивает Мира. — Хочешь оладушки? Я только напекла.
Ее предложение очень меня удивляет:
— Ты всерьез собралась меня кормить?
Мира пожимает плечами.
— Ты отец моего ребенка. Будет лучше, если мы не станем воевать.
Противопоставить мне нечего. Согласен на все двести процентов, и тридцатка сверху для точности.
Киваю, устраиваюсь за крохотным столом. Очень скоро передо мной появляется тарелка с горкой румяных оладий, блюдце с вареньем, кружка крепкого чая.
Уже представляю, как засовываю сладкий кругляш в рот и млею от гаммы вкусов, как вдруг на кухне появляется мама Миры. Правда, сегодня она какая-то другая, гораздо менее воинственно настроенная.
— Здравствуйте, Вера Николаевна, — киваю ей, поднимаюсь с места.
— Да сиди, чего ты, — машет рукой она. — Дочь, я пока повожусь в огороде, а вы поговорите.
Мира кивает, и ее мать уходит.
Надо же, какая деликатная. С чего бы?
— Ешь, — кивает Мира.
И вот счастье мое становится полным. Рядом Мира, мы уютно сидим на кухне, а в желудке у меня с каждой минутой прибавляется по оладье. Понять не успеваю, как съедаю целую тарелку. А их там было штук двадцать, не меньше. Оголодал… Соскучился и по еде, и по компании моей ненаглядной.
Как ни странно, речь заводит именно Мира, а не я:
— Я всю ночь думала над твоими словами, Глеб…
— И что решила? — спрашиваю с гулко бьющимся сердцем.
— Знаешь, пока я ждала там в квартире, что ты одумаешься и придешь в себя… До того, как ты сказал, что помирился с Анжелой… В общем, тогда мне очень хотелось, чтобы ты пришел и, как вчера, попросил прощения. Я мечтала с тобой помириться, но теперь…
Боже, она до сих пор думает, что я с Анжелой?
— Внесу ясность, — тут же ее перебиваю. — Я не сходился с бывшей, это было сказано в сердцах. Я тебе не изменял, Мира. И не изменю. Знаю, что и ты не изменишь. Давай оставим прошлое в прошлом и просто помиримся…
— Мы не можем, — качает она головой. — И дело тут не в Анжеле, я еще вчера поняла, что ты, скорей всего, уже не с ней, раз приехал ко мне с таким предложением.
— Но тогда почему мы не можем помириться? — развожу руками. — Найди хоть одну достойную причину?
— Между нами нет доверия. — Она режет меня без ножа. — Ты все время ищешь во мне двойное дно. Сначала окрестил кукушкой, даже не потрудившись меня узнать, потом увидел во мне изменницу. Ты сам сказал, что никому не доверяешь. А жить без доверия, это…
— Я теперь верю тебе, милая! — тут же спешу ее убедить. — Я же сказал, поговорил с Марком, он подтвердил твои слова, про Горцева, и я…
— Вот видишь! — восклицает Мира. — Ты не мне поверил, ты поверил своему знакомому, что только доказывает — у тебя нет доверия лично ко мне.
— Мира, я ошибся, — говорю с нажимом. — Я всего лишь человек. Не робот, хочу заметить. Людям свойственно ошибаться…
— Но дело в том, что я тебе не верю тоже! Я не смогу с комфортом с тобой жить, все время буду ждать подвоха. На таком фундаменте отношений не построишь. Ты не надежный…
Последним словом она будто иглой прошивает мне сердце.
Глубоко вздыхаю, стараюсь говорить максимально убедительным тоном:
— Я буду для тебя таким же надежным, как швейцарский банк. Я подвел тебя, знаю, но обещаю, что впредь…
— Не надо, Глеб! — качает она головой. — Мы с тобой больше не будем парой. Но мы можем выстроить другие отношения.
— Это какие же? — интересуюсь с прищуром.
— Дружественные, ведь нам предстоит воспитывать ребенка. Будет проще, если мы сможем полюбовно договориться…
— Вот именно о ребенке ты и должна подумать в первую очередь, Мира, — говорю с нажимом. — Давай собирайся, поедем домой. Я обеспечу тебя всем, что может понадобиться, я…
— Мой дом теперь здесь, Глеб, — строго перебивает она.
— Ну что за глупости? — наконец не выдерживаю. — Ты всерьез собираешься растить ребенка в этой халупе с Горцевым под боком? Я ни за что этого не позволю!
Сразу понимаю, что перегнул палку. Та теплая, почти доверительная атмосфера, что образовалась здесь совсем недавно, вдруг исчезает. Мира снова становится колючей как еж.
— Я же сказала, что разобралась с Горцевым. А по поводу халупы…
— Я не хотел тебя обидеть, — пытаюсь спасти ситуацию.
— Но обидел, — говорит она напряженным голосом.
— Но я же ничего плохого тебе не предлагаю, всего лишь хочу позаботиться, обеспечить всем…
— Не надо, — в очередной раз перебивает меня она. — Я не хочу от тебя зависеть. Я только и делала, что всю жизнь от кого-то зависела, пора самой становиться на ноги. И чем раньше я стану самостоятельной, тем будет лучше для ребенка.
Мои брови взлетают.
— И каков же у тебя план?
— Есть план, — говорит она со значением. — И работа у меня тоже теперь есть.
Ох ты ж гордый воробушек. План у нее есть, и даже работа.